Она слишком поздно поняла, что должна была звонить Майклу из телефона-автомата. Преследовавшие ее в течение последних трех недель – Майлз Хэйверз, ФБР, Ватикан – наверняка до сих пор следили за ней, прослушивали телефон. Но останавливаться было нельзя. Ни на минуту.
Почувствовав, что «Боинг» пошел на снижение, она посмотрела на журнал недельной давности, лежавший у нее на коленях. Заголовок гласил: «НЕУЖЕЛИ ПРИБЛИЖАЕТСЯ КОНЕЦ СВЕТА?». Четыре дня назад, когда часы пробили двенадцать, конец света так и не наступил, но новогодняя лихорадка снова захватила людей, когда те поняли, что двухтысячный срок не истек 31 декабря 1999 года, а истечет лишь 31 декабря 2000 года. Она почувствовала, как самолет содрогнулся. Посмотрев на облака, пеленой лежащие далеко внизу, Кэтрин подумала, что пролетала, видимо, над Нью-Йорком. Она закрыла глаза и стала мысленно отсчитывать километры, безмолвно подгоняя самолет.
– Да, – проговорила настоятельница, – я была одним из археологов, проводящих раскопки в гробницах под собором Святого Петра.
Кэтрин и Майкл находились в библиотеке аббатства. Свет январского солнца пробивался сквозь покрытые свинцом окна. Они встретились в аэропорту Монтпилиера и взяли напрокат автомобиль, чтобы доехать до аббатства. Настоятельница встретила их, нисколько не удивившись новому визиту гостей.
– Я знала, что вы вернетесь, как только увидите книгу. Я не рассказала вам о седьмом свитке раньше, потому что не была уверена, что имела на это право.
– Право? – спросил Майкл.
– Простите, отец. Наверняка это звучит странно, но я не имела намерения забирать что-либо из тех раскопок. Раньше я никогда ничего не крала и, уж конечно, не забирала с места раскопок найденный артефакт. Я всегда осуждала подобные разорения. Но мной овладело нечто необъяснимое. Увидев свиток, находящейся в урне, что стояла в нише, я не смогла удержаться. Я думала лишь о том, что если не возьму свиток, его похитит или испортит какой-нибудь недобросовестный коллекционер. Я поняла, что должна стать хранительницей свитка.
– Матушка, – сказала Кэтрин. – Вы знаете, почему Эмилии не было в той гробнице?
Настоятельница закрыла глаза и перекрестилась, прошептав:
– Да простит меня Бог. Майкл с Кэтрин переглянулись.
– В урне, где находился свиток, лежал и прах. Матушка Элизабет смотрела на посетителей с глубочайшей печалью.
– Я выкинула прах, словно мусор. Господи, прости меня. Прости меня, Господи. Я не знала. Я думала, это прах язычника.
Мрачным голосом Майкл произнес:
– Члены семьи все-таки кремировали Эмилию? Несмотря на то что создали для нее христианскую гробницу?
– Возможно, – предположила Кэтрин, – так было приказано властями. Ведь могли начаться гонения.
– Когда я принесла свиток домой и перевела его, – продолжала настоятельница, – я подумала, что нашла утерянное Евангелие. И тогда у меня появилась идея фикс: найти первую часть, ведь я и понятия не имела, что существовали целых шесть свитков. Двадцать лет я искала нити, способные привести меня к свитку, и вот однажды узнала о рукописи Фомы Монмутского. Она находилась здесь, в архивах аббатства, и, прочитав ее, я обнаружила некоторые ошибки. Тогда мною овладело еще большее желание узнать автора свитка, поэтому я и осталась здесь.
Она захрустела пальцами.
– Меня начали терзать угрызения совести, когда поняла, что на самом деле выкинула прах христианки. Я была ярой приверженицей христианства и даже несколько тщеславна, считала, что нет ничего плохого в подобном обращении с прахом язычников.
Она посмотрела на Майкла.
– Простите, отец, за то, что солгала, промолчав тогда. Когда вы и доктор Александер приехали сюда, то застали меня врасплох. Новостей я не слушала и понятия не имела, что история Сабины у вас. Мне нужно было помолиться, попросить Господа направить меня.
Настоятельница повернулась к Кэтрин.
– Когда той ночью после разговора с доктором Воссом вы пришли ко мне и сказали, что должны срочно уехать, что вам угрожает опасность, я знала, что должна помочь вам. И тогда я начала рассказывать вам о седьмом свитке, но меня вдруг что-то остановило.
– Вы поступили правильно, – подтвердил Майкл, – ведь ФБР непременно конфисковало бы его.
– Да, – согласилась она, – когда те хулиганы пришли в поисках доктора Александер, я поняла, как должна действовать. И послала книгу по почте.
– Он сейчас здесь? Седьмой свиток находится тут?
– Да. Вы можете прочесть его, если хотите.
– Матушка, – сказала Кэтрин, – на этом история Сабины заканчивается?
Настоятельница улыбнулась.
– Вы сами все увидите.
Свиток все еще находился в свернутом состоянии. Края папируса были прикреплены к двум цилиндрам. Майкл и Кэтрин изумились, увидев то, чего вовсе не ожидали. Внизу последней страницы стояли подписи Сабины и Перпетуи.
Шестой свиток заканчивался словами «и я боялась», поэтому седьмой свиток начинался так: «этого темного и жуткого царства. Прожив большую часть своей жизни в лесу, я никогда не находилась в одиночестве. Меня всегда окружала семья. Теперь же я была одна, пытаясь спасти свою жизнь. Перед глазами стояли недавние сцены кровопролития, и лес вдруг перестал быть милым мне местом. Духи и привидения, обитающие в нем, несмотря на то что являлись богами народа моего мужа, представлялись мне теперь злыми существами. Мною овладел ужас. Но еще хуже мне было от того, что я так и не смогла направить семью по Пути. Невыносимая боль переполняла меня, когда я все глубже уходила в лес. Низкие ветви хлестали меня по лицу. Я думала о вечерах, проведенных у костра, когда рассказывала семье о Праведном, но они не слушали меня. Страх наполнил мою душу. Ведь мой любимый Сигизмунд и наши дети умерли, так и не узнав о вечной жизни. И я их больше никогда не увижу. В моих слезах было столько горечи, что слезы на моих щеках превращались в лед.
Когда силы мои иссякли, я легла на снег, молясь о том, чтобы дикие звери не съели мое тело. Находясь на пороге смерти, я обратилась с молитвой к Праведному. И через некоторое время ощутила, что я в лесу не одна. Подняв голову, я увидела, что среди деревьев идет мужчина. По его одежде и топору, что он держал в руках, я поняла, что он дровосек. Я задумалась: где мог находиться его дом? Ведь человек не был мне знаком, а леса эти я знала хорошо.
И когда он назвал меня по имени – не тем именем, которым меня называли германцы, а Сабиной, – я задумалась, кем он мог быть. Когда он поднял меня со снега, я поделилась с ним своим страшным отчаянием, сказав, что навеки потеряла семью. Он ответил:
– Уверуй. Я спросила:
– Уверовать во что, Господин? Он сообщил:
– В доме моего отца множество комнат. – Он провел рукой у моих глаз, и я увидела Сигизмунда, семью, но не окровавленные тела и красные пятна на белом снегу: они находились в деревне, где горели костры, на шампурах жарилась оленина, а чаши были полны меда. Они были блаженны, земля была щедра, и светило солнце. И я знала, что это и был их дом навеки, потому что именно в это они верили.
