— А кто это — Джастин Тимберлейк?
Кажется, я совершенно упала в сонных глазах Оксаны Петренко. Говоря языком молодежи, опустилась ниже плинтуса. А еще — тормозила по полной программе. Даже сыр резала как-то замедленно, неровно, неаккуратно.
— Сонь, я скоро слюной захлебнусь, — сообщил наш дизайнер Денис.
— Да уже все готово, прошу к столу со своими стаканами!
Наша офис-менеджер Ниночка сходила за шефом и кассиршей Юлей. Денис достал из морозилки лед и раскидал его по стаканам с мартини.
— За что пьем? — поинтересовалась Наташа Белякова, PR-менеджер.
— Событий масса. — Я начала загибать пальцы. — Во-первых, я выдала мать и дочь замуж. Во-вторых, развелась с мужем, и отныне моя фамилия — Померанцева. В-третьих, собираюсь в отпуск…
— Куда собираюсь? — прикинулся слабослышащим Лев Назарович.
— Когда ты успела развестись? — вытаращилась Нина.
— Давайте не будем смешивать котлеты с мухами, — высказал пожелание Дениска. — Выпьем за каждое событие по отдельности…
По ходу спонтанной корпоративной пьянки я кое-как объяснилась с шефом, и он, скрепя сердце и скрипя перьевой ручкой, подписал мне заявление на очередной отпуск. А еще пожелал, чтобы я как можно скорее покинула офис — прекратила деморализовывать трудовой коллектив своим присутствием. Это было очень кстати. По совету Наташи я подалась в салон Yves Rocher на Красном проспекте и успела до его закрытия на маникюр и педикюр. Пока приводили в порядок мои ногти, надумала также сделать эпиляцию в области бикини. Пусть мой купальник оставляет желать лучшего, зато под ним все будет идеально…
Процедура не только не отличалась приятностью, но и напоминала пытку эпохи инквизиции: казалось, вместе с горячим воском с меня — живой — сдирают кожу. В разгар нее зазвонил мобильник — Риточка после больницы вернула его мне, и я на всякий случай таскала телефон в сумочке.
— Да! Алло! — выкрикнула я голосом, полным отчаяния.
— Сонечка, это не ты, случайно, подкинула мне в машину книгу «Остров Лесбос»?
Интонация Паперного, напротив, располагала к кокетству, приправленному интеллектуальной игрой в бисер. Если бы он видел, где я нахожусь и в какой позе…
— Да, это одна из моих любимых книг, но, право, не знаю, как она очутилась в твоем автомобиле… — пролепетала я.
— А я решил, что это некий тайный знак. Забавные стишки. — Заявление Вадима меня покоробило. Он рассуждает прямо как Ленчик!
— Не вижу ничего забавного.
— А я считаю стихи смешными, — упорствовал Паперный.
— Вадик, обсудим это в следующий раз. Я занята. Перезвоню позднее, если позволишь.
Он заверил, что всегда к моим услугам. И назвал киской. Косметолог салона красоты предупредила, что область бикини нельзя мочить в течение двадцати четырех часов во избежание покраснения и раздражений.
— Спасибо, — облегченно перевела я дух, наивно полагая, что мои мучения на этом закончились. А они лишь начинались…
Сборы много времени не отняли — багаж уместился бы в одном из пакетов, в которых я обычно ношу продукты с базара. Шорты, две майки — одну из них пришлось позаимствовать из Риткиного гардероба, — сланцы, выгоревший сарафан и умывальные принадлежности. Мирошник правильно подметила: я себя совсем запустила… Но почему я о ней сегодня постоянно вспоминаю?..
Когда сумка была собрана, позвонила Вадику. Сказала ему спасибо за премию и за Кипр, где моим детям очень нравится.
— Не стоит благодарности, — проявил он благородное великодушие. — Когда встретимся?
Я хотела признаться, что не скоро — не раньше чем через две недели, но Паперный перебил, выпалив последнюю новость: с Элины Владиславовны сегодня сняли подозрения и дело закрыли за недостаточностью улик.
— Как тебе это нравится? Я в ярости!
Помолчав в задумчивости, я ответила расплывчато:
— Все хорошо, что хорошо кончается… Мы же знаем, Вадик, что есть и высший суд…
— Сонь, у меня складывается такое впечатление, что ты не расположена со мной общаться, — более чем сухо простился он.
Я завела будильник на три часа утра и вызвала такси. Только положила трубку, как телефон зазвенел вновь.
— Вадик, ты не дослушал, я улетаю…
— Это не Вадик, — возразил робкий мужской голос.
Я с трудом узнала Леонида.
— А-а, здравствуй…
— Соня, умоляю: не бросай трубку, выслушай меня!
— Да-да, я слушаю…
Несколько странно, что человек, который на протяжении двадцати лет был для меня светом в окошке, практически в одночасье сделался посторонним. Я испытывала сейчас лишь досаду, приправленную толикой презрения.
— Понимаю, ты меня теперь ненавидишь. Но я изменился, Сонечка, звезда моя!.. Я осознал, что… не могу без тебя… Отныне я хочу жить только для вас с Риточкой! Мне больше никто не нужен!
— Поздно ты спохватился, Ленчик. У Риточки — своя семья. А я, напротив, вошла во вкус несемейной жизни.
— Да, это я уже понял: у тебя появились какие-то Вадики, мопсики, пупсики… Быстро же ты нашла мне замену!
Не хватало еще выслушивать упреки! Я сказала:
— До свидания.
— Нет, погоди, Софья, мы должны объясниться! Я сейчас приеду!
Я вспомнила, каким видела Ленчика во Дворце бракосочетаний в минувший четверг, и воскликнула:
— Ни в коем случае!
— Ты не можешь мне этого запретить: я прописан в нашей квартире и имею точно такое же право находиться в ней, как и ты!
— Леонид, я не впущу тебя.
…Это была сумасшедшая ночь. Мне пришлось запереться изнутри на щеколду, выключить свет и затаиться. Я не подходила ни к входной двери, в которую ломился бывший муж, ни к звонившему телефону. И соответственно, не сомкнула глаз до самого приезда такси. Как следствие, в аэропорту едва держалась на ногах. У любого человека есть определенный запас прочности, и он не беспределен. Мой окончательно исчерпался…
В самолет вошла в полубессознательном состоянии. Рухнула в кресло, отвернулась к иллюминатору и будто провалилась. Больше ничего не видела и не слышала. Меня разбудила бортпроводница, когда остальные пассажиры уже покинули салон.
— How are you?
[1]
— спросил смуглый откормленный таможенник.
— Fine!
[2]
— как положено, отозвалась я, отчаянно моргая заспанными глазами.
— Take care
[3]
, — двусмысленно подмигнув, пожелал он.
