— Софи?! Мой ангел, ты не уснула?.. А я боялся тебя тревожить… Любовь моя, как тебе к лицу это белое платье!.. О-о… — Он погладил меня по щеке большим пальцем и распростер остальные, протянув пятерню к моему затылку, взъерошив влажные волосы. И слегка отстранил меня, откровенно любуясь.
— Ну ты и вырядилась, Сонька, прямо как невеста, — фыркнула Калерия.
— Почему как?! Я и есть невеста!
— Софи — ты богиня. — Маурис встал и обнял меня за талию, привлекая к себе, покачивая, как на волнах.
Мое сердце остановилось, и время остановило бег…
…Голландцы дружно призывали присоединиться к их компании, но я горячо зашептала Хильдерингу:
— Маурис, дорогой, пойдем скорее отсюда!.. Поехали куда-нибудь подальше — в порт, на улицу баров, в горы, в лес, в поселок… Куда угодно, где мы останемся вдвоем!..
Он почел за лучшее скрыться в его апартаментах, и мы более не разлучались ни ночью ни днем. Я пропустила все завтраки и ужины в отеле, ни разу не появилась на пляже, а в номер пулей забегала лишь для того, чтобы переодеться. Мы почти не пили и не ели — питались исключительно друг другом и никак не могли насытиться. Уезжали к заповедным бухтам, где люди встречаются реже, чем крупные морские черепахи, и упивались первозданным миром, в котором существовали только он и я. Не хотелось никого видеть, не хотелось ничего слышать. И все-таки временами я улавливала, как, подобно дятлу, назойливо, неумолимо стучат наручные часы моего возлюбленного, приближая нашу разлуку…
В воскресенье — наш последний вечер — Хильдеринг, удачно миновав заслон секьюрити, поднялся ко мне в номер. Помог собрать раскиданные по всей комнате вещи и с педантичной аккуратностью упаковал их в чемодан. Покидать номер мы не стали — легли на кровать и уже не размыкали объятий, будто руками и ногами могли удержать друг друга от расставания. Мои губы вспухли от поцелуев — так много и страстно я не целовалась даже в юности…
Когда взошло солнце, Маурис пообещал:
— Я прилечу к тебе!.. Я скоро прилечу и заберу тебя с собой…
Я поверила. Потому что, не скрепленное этой верой, мое сердце бы просто разорвалось на части и остановилось. Так случилось, что за всю свою сорокалетнюю жизнь я была счастлива лишь эти три, нет, почти четыре дня, когда любовь порхала надо мной и сама я порхала… Ибо только любовь возносит женщину на небеса, делает ее богиней и дарует бессмертие.
Глава 13
Рита. «На круги своя»
Возвращаться всегда грустно, даже если возвращаться приходится в свой родной дом вдвоем с любимым мужем. После дворца с колоннами на кипрском берегу наша малогабаритная квартира на пыльной, задымленной улице Титова показалась мне совсем убитой. И деревья, слегка тронутые желтизной, представлялись слишком чахлыми, и асфальт, запорошенный сухими листьями, покрытый сором, плевками и окурками, выглядел вызывающе отвратно… На дворе было тепло — необычайно, ненормально жарко для последних дней лета, но это ничего не меняло. Все равно город на Оби не сравнится с маленьким поселком у моря, где и солнце светит по-особому щедро, и мироощущение совсем иное…
Самое огорчительное, что папаша, вновь поселившийся в квартире в отсутствие мамочки, окончательно загадил нашу без того убогую, отстойную жилплощадь. Под телевизором и вдоль дивана нестройными рядами теснились пустые пивные и водочные бутылки. По полу перекатывались клубы пыли, и мебель запылилась настолько, будто ее годами не протирали. Вся имевшаяся в доме посуда оказалась грязной — громоздилась штабелями в мойке и на кухонном столе, а вокруг переполненного мусорного ведра вились, жужжали жирные зеленобрюхие мухи.
— С приездом, доча, — обнял меня на пороге отец, обдав смрадом застарелого перегара и пота. От него воняло хуже, чем от бродячей собаки, как от бомжа, честное слово!.. И эта вонь воспринималась оскорбительной. Но он, кажется, этого совсем не понимал, бормотал: — Вот я и вернулся к вам с Софьей. Не знаешь, случайно, куда она подевалась?
— А то мусор вынести некому, — хмыкнула я и чуть не заплакала от отвращения и расстройства.
Стасенька уговаривал не реагировать на мелочи, на пустяки, не имеющие к нам отношения. Он выкупал меня в ванне, расстелил на моей постели чистые простыни — хоть что-то в доме сохранило чистоту… А сам взялся за уборку: вымыл посуду и полы, вычистил раковины, отдраил загаженный унитаз и мусорный контейнер. Я ему всей душой сочувствовала: прямо с трапа самолета погружаться в пошлость и мерзость бытовухи… Конечно, не уснула, ждала мужа, принявшего огонь на себя. И жалела, что мы отказались поужинать с Вадимом Георгиевичем, встретившим нас в аэропорту на крутой тачке, приглашавшим в греческий ресторан «Калипсо». В нашем доме похавать было нечего, а от голода сводило желудок. Пришлось мне вставать. Мы со Стасиком сходили в круглосуточный гастроном «Восток», купили хлеба, упаковку вареников с картошкой и пачку масла. На том наши финансы закончились.
Отец, усевшись с нами за стол, спросил, почему не принесли пива. Или водки, чтобы отметить встречу.
— Провалиться бы! — заревела я, когда мы поздней, глухой ночью устроились на ночлег.
— Не плачь, котенок! Давай завтра же переедем ко мне в общежитие!
— Угу, я что, по-твоему, бездомная?..
— Нам вдвоем будет лучше, — уверял муж. — А твои родители пусть сами между собой разбираются.
— Не могу я переехать… Мне маму жалко. И отца жалко. Ты хочешь, чтобы он совсем спился, да?
— Ничего я не хочу, Рит, кроме тебя. — Он нашел мои губы своими теплыми, родными губами, и жизнь сразу показалась мне сносной. Нет, даже очень приятной… А точнее — прекрасной!..
В воскресенье мы пошли гулять в парк Победы возле монумента Славы, и к нам присоединились Окса с Максом. Они были при деньгах — затащили нас в кафе «Анталия», заказали два кувшина пива и ассорти из морепродуктов на закуску. Хм-м… Если бы моя подруженция и ее бойфренд представляли, насколько свежевыловленные мидии и креветки отличаются от подвергшихся глубокой заморозке, то поперхнулись бы своим угощением… Мы-то со Стасиком на Кипре всласть полакомились дарами моря!..
Я не виделась с Оксанкой Петренко больше двух недель, и все равно в кафе мне почему-то было скучно. А Стас завелся: обсуждал с ребятами варианты участия в предстоящей «Ночи пожирателей рекламы» и каких-то других акциях. Выстраивал перспективы семейного бюджета. Не муж — а золото, хозяйственный.
Поздним вечером, возвращаясь домой, мы вдруг почувствовали, что лето заканчивается. Я продрогла в легком платьице и жалась к своему Рудницкому. Он решил, что мне не терпится… начал тискать, пользуясь покровом темноты. Мы целовались в парке как шальные!..
В квартире разрывался телефон, однако отцу было в лом снять трубку — он лежал на диване одетый, закинув руки за голову, и тупо глядел в потолок. Пришлось мне отвечать на звонок дурацкой Тамары Васильевны. Вслед за ней позвонили еще две мамины приятельницы, а потом — дизайнер с ее работы. Короче, до глубокой ночи меня донимали расспросами, когда прилетит матушка. Позвонила баба Тоня, что оказалось весьма кстати, — она припахала своего нерадивого сыночка на завтра копать картошку. Хоть мама, вернувшись с отдыха, не сразу обнаружит это чудовище вида ужасного…
