Или входит? Возможно...
Бесстыдно злоупотребляя своей привилегией, четырнадцатилетний воришка наливал еще вина в потир – в потир – и затем, словно у него были все права, подносил освященную чашу к губам и глушил священный напиток, будто это было обычное разливное вино.
Какое святотатство!
Глумиться над святым.
Стоя в тени, Избранник осознал, что его привела сюда не нужда в исповеди, а нечто другое. Ему предстояла работа. Господь послал его сюда наказать еретика в облачении алтарного мальчика. И... еще одна причина, тесно связанная с его предназначением. Да... мальчишка поможет ему отвлечь внимание полиции. Прекрасно.
Вытащив из кармана маленький нож, Избранник стал двигаться бесшумно и быстро. Еретик, уличенный в своих грешных деяниях, ничего не заметил. Как и не слышал щелчка выдвинувшегося лезвия. Его губы были в вине, а его озорная улыбка окружала чашу, когда он, вне всякого сомнения, думал о том, как будет хвастаться перед своими собратьями в школе.
Но у него не будет такой возможности.
Избранник дернул голову язычника назад, и перед ним открылось белое горло. Мальчишка закричал, но было уже слишком поздно. Избранник рукой в перчатке зажал ему рот, а другой перерезал горло. Полилась кровь. Потир, сверкая, покатился по полу. Не обращая внимания на попытки мальчишки сопротивляться, Избранник приволок его по темной аркаде к алтарю и оставил там не только в качестве жертвы, но и предупреждения.
Вытерев нож о черный подол сутаны мальчишки, он улыбнулся. Вот его цель. Избавлять мир от грешников. У него в крови играл адреналин, когда он закрыл свое смертоносное оружие и снова растворился в темноте. На улице, вдыхая тяжелый воздух, насыщенный испарениями от Миссисипи, он заметил, что головная боль исчезла.
– Не-е-ет!
У Оливии подогнулись колени. Она начищала маленькие пирамидки в «Третьем глазе» и бросила взгляд на свое отражение в стекле. Но за своим отражением она заметила что-то более темное, перекошенное лицо, широкое и злое. Своим внутренним взором она увидела маленькое остро заточенное лезвие. Оно скользнуло вниз. Брызнула кровь. Оливия упала, сбивая подсвечники, держатели для фимиама и рамы для картин.
– Что, черт возьми, происходит? – воскликнула Тавильда, отодвигая занавеску из бусин и обнаруживая упавшую Оливию, держащуюся за голову руками. – Оливия? Господи боже мой, с тобой все в порядке? Может, мне позвонить девять-один-один? – Она уже достала из своей сумочки сотовый телефон и стояла на коленях рядом с Оливией. – Дорогая...
– Нет, со мной будет все в порядке, – прошептала Оливия. Голова у нее раскалывалась, а слезы застилали глаза. Но с ней не будет все в порядке. Пока это чудовище на свободе.
– Ну, мне не кажется, что все в порядке. У тебя такой вид, будто ты увидела привидение. Я позвоню в...
Распахнулась входная дверь, звякнули колокольчики. Рик Бенц, окинув помещение взглядом, перепрыгнул через тележку, на которой были выставлены необычные рождественские украшения, и оказался рядом с Оливией.
– Что случилось? – спросил он.
– Она упала! – ответила Тавильда. – А какого черта вы тут делаете? Мне казалось, она дала вам отставку.
– С вами все в порядке? – спросил он, не обращая внимания на коллегу Оливии.
– Да, но он снова принялся за свое, – сказала она, дрожа.
Бенц обхватил ее руками, и она прильнула к нему, слыша, как Тавильда неодобрительно щелкает языком и говорит: «Ну и ну».
– Расскажите, – настаивал Рик. – Что вы видели?
– Он кого-то убил. Быстро, ножом, не думаю, что это было запланировано. – Она с трудом дышала. – Это было неожиданно... и на нем... не было маски. Я видела его лицо. – Она вздрогнула и навалилась на Бенца.
– Он кого-то убил? О чем, черт возьми, вы говорите? – вмешалась Тавильда.
Оливия едва ее слышала.
– Но образ на этот раз был искаженным. Словно он смотрел в одно из этих зеркал в комнате смеха... У него... голубые глаза и темные волосы и... кажется. – Она зажмурилась. – Я мельком увидела какое-то кольцо.
– Обручальное?
– Нет... я точно не знаю... но в нем был камень. – Она дрожала. – О господи, я думаю... кажется, жертвой стал ребенок... – Она прильнула к нему, и по щекам у нее потекли слезы. – Девочка в длинном черном платье с передником... или... – Она нахмурила брови и покачала головой. – Я... точно не знаю...
– Мы все проверим, – пообещал он, желая ее успокоить. Но не мог. Сообщений об убийстве пока не поступало. – Вы можете описать, где это происходило?
Она кивнула.
– У меня такое чувство, что это было в церкви... Он убил девочку в каком-то темном месте и затем оттащил ее к алтарю. – Нет, это было неправильно, у жертвы не было волос. Тяжело сглотнув, она посмотрела через плечо Бенца на стойку с бусинами для Масленицы, но он знал, что ее интересуют не они; она смотрит внутрь, своим внутренним взором наблюдает место преступления. – Не знаю почему, но обстановка казалась мне знакомой... хотя я видела лишь небольшие фрагменты... видение было ярким и жестоким, а убийца... убийца был в ярости. – Оливия вздрогнула в его руках, затем, словно осознавая, как близко друг к другу они находятся, она, казалось, взяла себя в руки и мягко отстранилась. Затем закусила губу. – Думаю, это могло происходить в церкви Святого Луки, – произнесла она, и ее лаза потемнели. – Я мельком видела яркие цвета, красочные панели в витраже, которые я раньше замечала в той церкви. Картина была искаженной, но... я почти уверена, что убийство произошло там. У него внутри все сжалось.
– Тогда мне лучше это проверить. – Он потянулся а своим сотовым телефоном, собираясь позвонить в участок, но ее пальцы обвились вокруг его запястья.
– Я с вами.
– Нет, не стоит.
– Вы слышали, что сказала дама, – вмешалась Тавильда. – Я видела, что с ней происходило, и думаю, вам лучше взять ее с собой.
– Если вы меня не возьмете, я просто последую за вами. Нет! – воскликнула она, словно наконец поняла. – Это было не платье, а мантия. Как та, которую носят мальчики из хора... или алтарные мальчики. – Она встретилась с ним взглядом, и он увидел страх и тревогу в ее глазах. Признавала она это или нет, она тоже думала, что Джеймс мог иметь ко всему этому какое-то отношение.
И мысль об этом изводила ее.
Значит, ты больше не хочешь быть священником? Откажешься от своих обетов? Изменишь навсегда всю свою жизнь из-за женщины?
Отец Джеймс подошел к церкви и обнаружил, что задняя дверь приоткрыта. Снова. Прелат О'Хара часто забывал ее запирать, и когда Джеймс говорил, что не помешала бы охрана, он, фыркнув, неизменно повторял: «Двери дома господня всегда открыты». То же самое ты сказал Оливии, когда пытался уговорить ее ходить на мессу.
