Он казнил себя за глупую выходку в Глос-тер-хаузе. Позволив Эрни флиртовать с ним, султан надеялся хоть как-то восполнить свою униженность. Но это обошлось ему слишком дорого: он потерял уважение и дружеское расположение Луизы. «Ты неприятен мне...». Оказывается, пока султан восхищался ее высокими моральными принципами, между ними появилась некая пограничная черта, которую, как выяснилось, он не сможет пересечь со спокойной совестью. Рахим покачал головой, удивляясь самому себе. Это безумие — стараться быть таким человеком, каким она хотела его видеть.
И все же он старался изо всех сил. Самым забавным было то, что он из кожи лез, чтобы заслужить улыбку и расположение этой девчонки. Ему нравилось гулять с ней вдвоем, просто беседовать. Его восхищала чистота ее мыслей, откровенность и детская категоричность ответов, честность поступков. Она и в двадцать три года оставалась маленькой девочкой, какой он помнил ее, и это еще сильнее разжигало его внутренний конфликт с самим собой. У него постоянно возникало страстное желание овладеть ею, сделать своей на весь отведенный им срок совместной жизни. В то же самое время он убеждал себя, что должен быть добрым и внимательным, и боялся причинить боль той, которая и так вынесла слишком много. Это все равно что обидеть беззащитного в своем простодушии ребенка. «Не давай пустых обещаний». Если Луиза ставит на одну ступень сексуальные забавы и признание в любви, его дальнейшие обязательства перед ней практически безграничны. В таком случае он не может солгать. Разве это было бы благородно? Он усмехнулся своим мыслям.
В этот момент из своей комнаты вышла Луиза. При виде нее Рахим остановился как вкопанный, все благородные идеи улетучились, сердце бешено заколотилось, недремлющий «приятель» напрягся. Луиза оделась необыкновенно элегантно. Как удалось ей стать воплощением стиля и грации и одновременно выглядеть удивительно красивой и сексуально привлекательной? Где, когда научилась этой таинственной науке Луиза? Не в Чикагском же университете! Сейчас студентки не носят ничего, кроме джинсов. Или она освоила умение одеваться и держаться с царственным величием на ранчо у отца, моя полы и окна запущенного дома?
Рахим не мог сдвинуться с места. Если он сделает один шаг, то уже не сможет сдержать себя, схватит Луизу в охапку и с грубостью первобытного человека овладеет ею.
— Как я выгляжу? — невинно поинтересовалась она, поворачиваясь перед ним, чтобы он смог как следует рассмотреть ее наряд.
Длинная туника из мягкой, облегающей ткани выделяла каждую линию и каждую выпуклость ее прекрасной фигуры. Высокий воротничок и небольшой вырез создавали впечатление полностью закрытого тела, подчеркивая его женственность. Скромность вечернего туалета сочеталась с чувственностью и молодостью. Нефритовый браслет поблескивал на молодой обнаженной до плеча руке. Зеленый цветочный орнамент на белом фоне навевал мысли о свежести весеннего воздуха, а шелковый цветок, приколотый на плече у воротника, довершал картину. Никаких драгоценностей. По бокам туники были разрезы до бедер, распахивавшиеся при ходьбе и открывавшие взору длинные загорелые ноги. Эти разрезы придавали наряду пряный колорит и еще большую соблазнительность.
— Ну как? — робко спросила она.
Ее детская неуверенность в себе сразила Рахима. Все планы, все, о чем он только что думал, ища подходящее решение, все пошло крахом. Не оставалось другого пути, как защищать Луизу, защищать от самого себя. Он глубоко вздохнул, борясь с желанием. Конечно, он мог бы отпустить ее, оторвать судьбу Луизы от своей сложной и запутанной жизни. Но внутренний голос кричал, требовал, чтобы он оставил ее рядом с собой. Луиза ждала приговора.
— Великолепно! — наконец выдавил он. Да, великолепный источник мучений, источающий соблазнительную невинность.
— Я знаю, мне идет это платье, — бесхитростно сказала она. — Оно понравилось мне, едва я его примерила. На сегодняшний прием оно вполне сгодится?
Луиза походила на нежный подснежник среди увядших роз. Внезапно Рахим понял, что единственным выходом для него будет овладеть ею, если он собирается удержать ее в своей жизни немного подольше, хоть на какое-то время, чтобы понять смысл всего происходящего с ним.
— Великолепно! — повторил он и, улыбаясь, подошел к ней. — Ты неотразима, и я сочту за честь сопровождать тебя сегодня.
Луиза вспыхнула от комплимента, неуверенный взгляд потеплел. Рахим наклонился и нежно поцеловал ей руку. Галантность в нем не умирала никогда, он умел всегда продемонстрировать свои изысканные манеры во всей красе.
12
«Эдинбург, 14 декабря.
Дорогая Эбби. Снег еще не выпал, но синоптики обещают Шотландии снежную зиму. На улице морозно, намного холоднее, нем в Вашингтоне или Нью-Йорке. К снастью для меня, в доме Рахима хорошо работает центральное отопление. И все же я скучаю по солнцу. Думаю, два месяца, проведенные в Австралии, избаловали меня...»
Луиза начала писать письмо Эбби и смутилась, прочитав строчки о погоде. Когда люди избегают разговоров на самые главные темы, они рассуждают о чем угодно, только не по существу. Впрочем, нельзя написать всю правду десятилетней девочке. Острое чувство одиночества, которое она надеялась заглушить, садясь писать письмо, стало еще острее. Луиза была безнадежно влюблена в султана, и рядом не было никого, с кем бы она могла поделиться или посоветоваться. На следующий день по приезде в Эдинбург Луиза позвонила матери и попросила прислать кое-какие отосланные ей перед отъездом в Австралию теплые вещи.
— В каком доме, ты сказала, вы остановились? — спросила Элис.
Луиза назвала номер, и графиня возбужденно воскликнула:
— Мне знаком этот адрес. Это резиденция султана Рахима ас-Сандалани. А что ты там делаешь, Луиза?
Смысла отрицать что-либо не было: мать, подобно ищейке, разнюхает все о человеке, мало-мальски заслуживающем внимания.
— Мы встретились с Рахимом в Кентукки, и он пригласил меня с собой в путешествие. В настоящее время я — его гостья, — объяснила Луиза, стараясь говорить как можно убедительнее.
— Какая умница! Постарайся пробыть с ним подольше, дорогая. Он не только величествен и красив, он вдобавок сказочно богат.
Алчные нотки в голосе матери заставили Луизу отказаться от дальнейшего разговора. Все в ней протестовало против теории ценностей новоиспеченной графини. Луиза быстро закончила беседу, уверенная, что теперь мать постарается устроить с ней встречу и выяснить все подробности и перспективы. Этого нельзя было допускать ни в коем случае. Спектакль обещал быть постыдным и унизительным. Сжав зубы, Луиза вернулась к прерванному письму. Она вспомнила, что послала Эбби почтовые открытки с видом на оперный театр Сиднея, забавные снимки кенгуру разных пород и ленивого коала, с видами Вашингтона и Нью-Йорка, Лондона и Эдинбурга. Она отправляла открытки из всех мест, которые они посещали с Рахимом в свободное от встреч время. А по вечерам...
Было одновременно и тяжело, и тревожно сопровождать султана на официальные приемы, где его статус будущего главы государства вызывал благоговение. Он общался с дипломатами, политиками и их женами. Никто не вел разговоров о лошадях или выгодных капиталовложениях. Нефть и танкеры, ситуация в Сингапуре, Индонезии, Японии и Малайзии были главными темами разговоров. Рахим владел этими вопросами на высоком, профессиональном уровне, что вызывало всеобщее восхищение. Ему удавалось все: он деликатно отклонял ухаживания молодых женщин, умело вызволял Луизу из сложных положений, связанных с прямыми вопросами, не нанося при этом малейшего урона ее репутации, просто, но в то же время действенно удерживал ее при себе. Даже карточки с именами гостей были разложены по его настоянию так, что Рахим и Луиза сидели рядом, тогда как другие пары были разбиты.