Всем своим поведением султан указывал, что к Луизе Мишель Карпентер следует относиться с не меньшим почтением, чем к нему. Малейшее проявление неуважения к его спутнице мгновенно пресекалось. Сам же Рахим был с Луизой обходителен и галантен в высшей степени. Он обращался с ней, как с принцессой, и незаметно заставил других следовать его примеру. Луиза чувствовала, что султан действительно дорожит ею и бережет, как нечто очень ценное. Это проявлялось даже в том, как он брал ее руку, а свою клал ей на талию во время чинных танцев на деловых вечерах. Да и сама манера танцевать подтверждала ее мысли. Весь вечер у нее был лишь один партнер — Рахим, и Луизе с каждой минутой становилось все тяжелее придерживаться ранее занятой позиции.
Сначала она думала, что Рахим ведет себя так, как ей того хотелось бы, ехидно показывая, что он перевоспитался. Но в подтверждение этому Луиза не могла найти ни одного слова или жеста. Затем ей пришло в голову, что поскольку дело происходит в Вашингтоне, колыбели политических игр и сплетен, то, вероятно, о публичном появлении Рахима с ней в обществе и его трогательном обхождении будет сообщено в его посольство, а затем и дяде. Видимо, султан преследовал цель подготовить своих родственников к появлению на свадьбе его сводного брата Луизы как возможной будущей спутницы жизни. Луиза терялась в догадках. Лишь одно она знала точно: оставаясь вежливым и внимательным к ней, Рахим, тем не менее, сохранял дистанцию и не подпускал ее близко к себе. Порой вечером они молча расходились по своим спальням, а иногда он спрашивал, весело ли, интересно или скучно ей, хочет ли она поехать к тем или иным людям. Луиза чувствовала, что все больше и больше кусочков в той картине-головоломке, которую в уме складывал султан, подходило друг другу. Но больше всего ее печалило, что, когда они оставались наедине, он ни разу не сделал даже попытки прикоснуться к ней.
Возбуждение и неудовлетворенность. Это невыносимо! Луиза ощущала себя прыгающим мячиком: вверх, вниз, вверх, вниз... Хорошо бы денек побыть дома одной, чтобы разобраться в себе и обрести душевное равновесие. Но Рахим неотлучно был с ней все это время. Если она не думала о событиях минувшего дня или о дне предстоящем, то ее голову тут же заполняли мысли, чем из своих впечатлений можно поделиться с султаном. Она никак не могла придумать, как преодолеть постоянное желание получить от него нечто большее, чем он дает ей.
В Нью-Йорке программа встреч и приемов повторилась. На сей раз там присутствовали банкиры и финансовые воротилы, и темой бесед были деньги. Луизе потребовались новые наряды. Купленные ранее легкие одеяния не подходили к сырой нью-йоркской зиме, а Луизе хотелось соответствовать внешнему виду и величию Рахима. Так незаметно пролетело еще три месяца. Приемы, рауты, вечера, ужины со старыми деловыми партнерами султана...
В Шотландию они прилетели неделю назад и остановились в резиденции Рахима, что создало для девушки некоторые сложности. Эдинбург она знала как свои пять пальцев, но пойти было некуда. Не было запланировано никаких приемов и встреч, нечем было заняться в доме, как обычно это делают супруги. Стивен Харди, знавший султана лучше других, был главной помехой в стремлении Луизы «достучаться» до сердца Рахима. Когда они прилетели, он был уже в городе. Она не знала, прибыл ли Стивен прямо из Америки или нет. Харди вел себя очень сдержанно и предусмотрительно: никогда не говорил о делах в ее присутствии, хотя проводил большую часть дня в доме Рахима. Да и в этом кабинете, где Луиза сидела, он тоже не был особенно разговорчив. Сейчас они с Рахимом уединились в библиотеке, обсуждая какие-то вопросы.
Стивен постоянно сидел вместе с ними за ланчем. Он был вежлив с Луизой, оставляя при этом свою личную жизнь совершенно недоступной. Она знала лишь, что он снимает квартиру в центре города. Луиза не могла сказать, будто Харди ей не нравится. Для этого просто не было поводов. Она лишь завидовала той легкости и открытости, которые царили между ним и султаном. Взаимопонимание друзей было так велико, что иногда они могли разговаривать недомолвками, понимая друг друга с полуслова. После эпизода с Эрни Рахим ни разу не давал Луизе повода для ревности к другим женщинам, но, тем не менее, она ревновала его к Стивену Харди. Их взаимоотношения и взаимодоверие были непоколебимы и недоступны для других. Такая сплоченность делала ее посторонней. Подавив вздох, Луиза вернулась к начатому письму. Ей не хотелось писать, но сестра будет расстроена, если не получит от нее ответа.
«Рада, что посылка из Нью-Йорка дошла в целости и сохранности и близнецы весело провели время, надев шляпы а-ля Статуя Свободы».
Символ свободы. А будет ли она сама когда-нибудь чувствовать себя свободной от Рахима, даже если пройдет условленный год? Луиза надеялась на отца, обещавшего сделать все, что в его силах, и расплачивалась за это своей вольной жизнью! Дверь кабинета открылась, вернув Луизу к реальности. Вошел Стивен с кипой бумаг. Увидев ее, он остановился и слегка нахмурился: она заняла его место за письменным столом. Луиза привстала, чтобы извиниться.
— Я писала ответ Эбби, решив, что вы не будете возражать против этого, пока заняты разговором с Рахимом.
— Насколько я понимаю, — он пожал плечами, — дом в вашем распоряжении, мисс Карпентер. Если желаете, можете продолжать.
— Мне не хотелось бы мешать вам.
—Я только положу документы в сейф и уйду. Как Эбби?
— Отлично. — Луиза была удивлена его вопросом. — С нетерпением ждет Рождества.
Стивен Харди улыбнулся. Да-да, по-настоящему улыбнулся. Какая редкость!
— Она очень умная девочка! Так быстро обучается рисованию! Даже с темперой она уже обращается, как повар с картошкой. Мне она очень понравилась. Передавайте ей от меня привет.
Луиза опешила от такого неожиданного всплеска откровенности и разговорчивости всегда немногословного Стивена.
— Спасибо, передам, — сказала она, глядя, как он складывает документы. И тут ее осенило. — Я не знала, что вы встречались с ней.
— Я виделся с ней после встречи с вашим отцом. Главным образом для того, чтобы убедиться, что педагог справляется со своей задачей, учит ее рисовать профессионально и правильно обращаться с разными видами красок. Эбби была рада новым знаниям. — Он посмотрел на Луизу и вновь улыбнулся. — Она очень настойчиво демонстрировала мне свои акварели и эскизы, чтобы я убедился во всем воочию и рассказал потом Рахиму.
Луиза подумала, что такая ласковая и смышленая девочка, как Эбби, способна растопить даже самое черствое сердце. Надеясь побольше узнать о своей семье, она спросила:
— Как давно это было?
— Накануне моего отлета, тридцатого ноября.
Она быстро подсчитала, сколько времени прошло с момента ее отъезда с Рахимом: пять с половиной месяцев. Почти полгода. Ей они показались вечностью.
— У моего отца все в порядке? — обеспокоенно осведомилась она. — Я хочу сказать... Вы довольны тем, как он ведет дела с лошадьми... и во всем прочем?
— Я доволен. У вашего отца твердые намерения в отношении сделки, мисс Карпентер. — Стивен благожелательно улыбнулся. — Вы сами знаете, время покажет.
