– Может, там, спереди, есть какая-то дверка, как в волшебной шкатулке, – предположила Клара, и все принялись искать.
Ничего. Тогда они все отошли назад и стали наблюдать, как Клара пытается поговорить с этим похожим на короб предметом – у нее в последнее время, кажется, это стало получаться.
– Оливье должен знать, – сказал Питер. – Если тут есть какая-то хитрость, он наверняка знает.
Гамаш задумался на секунду, потом кивнул. У них просто не оставалось выбора. За Оливье отправили Бовуара, и через десять минут он вернулся со специалистом по антиквариату.
– Ну, где у нас больной? Матерь Божья, Дева Мария. – Он вскинул брови и уставился на стену, его худое красивое лицо выглядело мальчишески привлекательным и озадаченным. – Это кто сделал?
– Ральф Лорен. А ты думал кто? – сказал Питер.
– Уж конечно ни один гей такого не сделал бы. Об этом сундуке речь? – Он подошел к остальным. – Великолепно. Такие штуки использовались для чаепития в семнадцатом веке. Но этот сделали в Квебеке. Все очень просто, но далеко не примитивно. Вы хотите его открыть?
– Если не возражаете, – ответил Гамаш.
Клара подивилась его терпению. Она сама была готова избить этого Оливье.
Знаток антиквариата обошел комод, постучал по нему в двух-трех местах, прикладывая ухо к полированной поверхности, потом остановился точно перед комодом. Ухватился за верхушку и дернул. Гамаш закатил глаза.
– Он заперт, – сказал Оливье.
– Мы это знаем, – проговорил Бовуар. – Как его отпереть?
– Ключ у вас есть?
– Если бы у нас был ключ, мы бы справились без вас.
– Хорошее соображение. Слушайте, единственное, что мне приходит в голову, – это снять петли сзади. На это может потребоваться какое-то время – они старые и проржавевшие. Не хочу их сломать.
– Прошу вас, начинайте, – сказал Гамаш. – А мы пока продолжим наши поиски.
Двадцать минут спустя Оливье сообщил, что снял последнюю петлю.
– Вам повезло, что я гений.
– Какая удача, – фыркнул Бовуар и проводил Оливье до двери, хотя тот был не прочь остаться.
Гамаш и Питер встали по две стороны комода, взялись за большой сосновый верх и подняли его. Крышка легко подалась, и через секунду они заглянули внутрь.
Ничего. Комод был пуст.
Они потратили еще несколько минут, чтобы убедиться, что там нет никаких потайных ящиков, после чего, обескураженные, вернулись на свои места у камина. Гамаш неторопливо опустился в кресло, потом обратился к Бовуару:
– Что там спрашивал Оливье? Кто украшал эту комнату?
– И что?
– Откуда мы знаем, что это сделала Джейн Нил?
– Вы думаете, что она кого-то наняла? – удивленно спросил Бовуар.
Гамаш не сводил с него взгляда.
– Нет, вы думаете, что это сделал кто-то другой, кто здесь оставался. Боже мой, какой я идиот! – воскликнул Бовуар. – Йоланда. Когда я разговаривал с ней вчера, она сказала, что украшала этот дом…
– Верно, – сказала Клара, подавшись вперед. – Я видела, как она привезла сюда приставную лестницу и какие-то битком набитые пакеты из магазина «Рона» в Кауансвилле. Мы с Питером еще говорили, уж не собирается ли она сюда переехать.
Питер согласно кивнул.
– Так это Йоланда приклеила обои? – Гамаш поднялся и снова осмотрел их. – У нее должен быть не дом, а черт знает что, если это ее работа.
– Ничего подобного, – сказал Бовуар. – Все наоборот. Все цвета желтоватые, бежевые, все со вкусом, как в образцовом доме.
– И никаких смайликов?
– Вероятно, никогда ничего подобного не было.
Гамаш поднялся и начал медленно расхаживать по комнате, опустив голову и сцепив руки за спиной. Потом он быстро направился к старинной керамике. Он начал говорить на ходу и продолжил, стоя лицом к стене, как нашкодивший школьник. Затем повернулся лицом к остальным.
– Йоланда. Чем она занимается? Какие у нее мотивы?
– Деньги? – предположил Питер после минутного молчания.
– Одобрение? – сказал Бовуар, подходя к Гамашу; возбуждение старшего инспектора передалось всем в комнате.
– Тепло, но это нечто более глубокое. Оно у нее внутри.
– Злость? – попробовал еще раз Питер.
Ему не нравилось ошибаться, но по виду Гамаша он понял, что опять не попал. После нескольких секунд молчания заговорила Клара, высказывая мысли вслух:
– Йоланда живет в созданном ею самой мире. В идеальном мире из магазина, хотя ее муж уголовник, сын – отморозок, а сама она лжет, мошенничает и ворует. И она не настоящая блондинка, крашеная, если вы не сообразили. Она вообще ненастоящая, судя по тому, что я знаю. Живет отрицанием…
– Вот оно. – Гамаш чуть не подпрыгнул, как ведущий телевикторины. – Отрицание. Она живет отрицанием. У нее же все спрятано. Вот откуда весь этот грим. Это маска. Ее лицо – это маска, неудачная попытка прикрыть нечто уродливое. – Он повернулся к стене, опустился на колени и приложил руки к обойному шву. – Люди не склонны изменять своим привычкам. Вот что здесь не так. Если бы ты сказал, – обратился он к Бовуару, – что у Йоланды и дома такие же обои, это было бы одно, но у нее дома обои другие. Так зачем ей понадобился этот маскарад?
– Чтобы спрятать что-то, – сказала Клара, становясь на колени рядом с ним.
Гамаш нащупал отошедший уголок обойной полосы.
– Именно.
Он осторожно отодрал уголок и продолжил дальше, пока не обнажилось около фута стены, на которой оказались другие обои.
– Может быть, она наклеила два слоя? – спросила Клара разочарованно.
– Вряд ли у нее было на это время, – сказал Гамаш.
Клара пододвинулась ближе:
– Питер, посмотри-ка сюда.
Он встал рядом с ними на колени у нижнего слоя обоев.
– Но это не обои, – сказал он, ошеломленно глядя на Клару.
– И верно, – кивнула Клара.
– Да что же это, скажите, бога ради! – проговорил Гамаш.
– Это рисунок Джейн, – сказала Клара. – Это она написала.
Гамаш пригляделся – и тогда увидел. Яркие цвета, детские мазки. Он не мог понять, что там изображено, – был снят едва ли фут обоев, – но это явно было написано мисс Нил.
– Неужели такое возможно? – спросил он Клару, когда они поднялись и оглядели комнату.
– Что возможно? – спросил Бовуар. – Voyons
[47]
, о чем вы говорите?
– Обои, – сказал Гамаш. – Я ошибался. Их назначение состояло не в том, чтобы отвлечь нас от чего-то, а в том, чтобы скрыть. Под этими обоями роспись, оставленная мисс Нил.
