Ему больше не казалось, что он идет по пещере. Теперь его окружала жизнь. Он отошел на два шага назад и почувствовал, что слезы жгут ему глаза. Он снова крепко зажмурил их, надеясь, что если кто увидит, то решит – это от яркого света. В некотором роде так оно и было. Его переполняли эмоции. Грусть и меланхолия. И удовольствие. Радость. Он словно поднимался над самим собой. Это выходило за пределы буквального смысла. Это был «длинный» дом Джейн. Ее жилье стало ее длинным домом, в котором присутствовало всё: все события, все предметы, все эмоции. И Гамаш знал, что убийство тоже было здесь. Где-то на этих стенах.
На следующий день Клара повезла домой Йоланде конверт. Она позвонила в сверкающий звонок из фальшивой меди и, услышав мелодию из Бетховена, попыталась взять себя в руки. Она делает это ради Джейн, она делает это ради Джейн.
– Сука! – раздался яростный вопль Йоланды.
Засим последовал поток оскорблений и обвинений, закончившийся обещанием засудить Клару за все, что она натворила.
Она делает это ради Джейн, она делает это ради Джейн.
– Ты, проклятая воровка, квадратноголовая. Этот дом принадлежит мне. Моей семье. Как ты можешь спать по ночам, сука паршивая?
Она делает это ради Джейн.
Клара подняла конверт – он привлек внимание Йоланды, и, как ребенок, которому дали что-то новое и блестящее, она прекратила орать и уставилась на конверт, словно зачарованная этой тонкой белой бумажкой.
– Это мне? Это мое? Это почерк тетушки Джейн, да?
– У меня к вам вопрос. – Клара помахала конвертом перед ее носом.
– Давай сюда. – Йоланда выбросила вперед руку, но Клара убрала конверт за спину.
– Зачем вы закрасили ее рисунки?
– Так ты их нашла? – брызгая слюной, проговорила Йоланда. – Грязные, безумные картинки. Все думали, что она такая замечательная, а в нашей семье всем было известно, что она сумасшедшая. Мои дед и бабка знали, что она чокнутая, когда она еще девчонкой была и делала эти идиотские рисунки. Они ее стыдились. Посмотришь на эти каракули – и сразу видно, что чокнутая. Моя мать говорила, что тетка хотела учиться искусству, но дед и бабка ей не позволили. Сказали ей всю правду. Сказали, что это никакое не искусство. Был скандал. Они сказали, чтобы она это никому никогда не показывала. Мы сказали ей правду. Это был наш долг. Мы же не хотели ее обидеть, верно? Делали это ради ее же блага. И что мы за это получили? Нас вышвырнули из нашего же семейного дома. Ей даже смелости не хватило сказать, что она позволит мне вернуться, если я извинюсь. Если я о чем и жалею, так это что сказала ей: она разрушила наш дом. Чокнутая старуха.
Клара снова увидела плачущую Джейн в бистро. Слезы радости оттого, что наконец кто-то принял ее искусство. И теперь Клара поняла, чего это стоило Джейн – выставить одну из своих работ.
– Она тебя обманула? Ты и не знала, что твоя подружка чокнутая. Ну вот, теперь ты знаешь, с чем нам приходилось мириться.
– Вы и понятия не имеете, да? Не имеете ни малейшего представления о том, что вы выбросили. Вы глупая, глупая женщина, Йоланда.
Клара словно отупела – так с ней всегда происходило, если случались стычки с кем-нибудь. Ее всю трясло, и она почти теряла контроль над собой. Она заплатила за свой порыв тем, что вынуждена теперь выслушивать бесконечные обвинения и угрозы. Как это ни странно, ярость Йоланды была настолько отвратительной, что собственная ярость Клары стала утихать.
– Но почему именно такие обои? – спросила она, глядя в пунцовое лицо Йоланды.
– Отвратительные, верно? Мне показалось, что так оно и должно быть: закрыть одно уродство другим. И потом, эти обои были дешевыми.
Дверь хлопнула. Клара поняла, что конверт остался у нее в руке, и подсунула его под дверь. Всё. Она сделала это ради Джейн. И в конечном счете это было не так уж трудно – дать отпор Йоланде. Сколько лет она молча выслушивала коварные и иногда наглые нападки Йоланды, а теперь нашла способ противостоять им. Клара спросила себя: знала ли об этом Джейн, когда адресовала этот конверт своей племяннице? Знала ли она, что доставлять его придется Кларе? Знала ли, что Йоланда будет вести себя подобным образом? И знала ли она, что дает Кларе возможность научиться постоять за себя?
Шагая прочь от этого идеального безмолвного дома, Клара благодарила Джейн.
Йоланда увидела появившийся из-под двери конверт. Она вскрыла его, и перед ее взглядом предстала одна игральная карта. Дама червей. Та самая, которую тетушка Джейн оставляла на кухонном столе, когда маленькая Йоланда приезжала к ней и тетушка Джейн обещала, что утром карта будет другой. Изменится.
Она снова взглянула в конверт: ну должно же там быть еще что-нибудь. Какое-нибудь наследство от тетушки. Чек. Ключ от банковской ячейки. Но конверт был пуст. Йоланда рассмотрела карту, пытаясь вспомнить, та ли это карта, что она видела в детстве. Те ли одеяния у дамы? Один глаз на ее лице или два? Нет, пришла к выводу Йоланда. Это другая карта. Кто-то их поменял. Ее опять провели. Она направилась за ведерком, чтобы помыть крыльцо, на котором стояла Клара, а по пути бросила королеву червей в огонь.
На кой черт она нужна?
Глава двенадцатая
– Йоланда Фонтейн и ее муж Андре Маленфан, – произнес Бовуар, записывая их имена печатными буквами на листе бумаги.
Было 8.15 утра вторника. Почти полторы недели прошло со дня убийства, и следователи работали над списком подозреваемых. Двое первых были очевидны.
– Кто еще?
– Питер и Клара Морроу, – сказала Николь, отрываясь от своего блокнота, в котором рисовала закорючки.
– Мотив? – спросил Бовуар, записывая их имена.
– Деньги, – сказала Лакост. – Денег у них вечно не хватает. Вернее, не хватало. Теперь они, конечно, богаты, но до смерти мисс Нил были практически нищими. Клара Морроу из бедной семьи, так что она привычна к скромному существованию, а вот он… Он мальчик из «Золотой мили»
[50]
– и по рождению, и по воспитанию. Монреальский аристократ. Лучшие школы. Бал ко Дню святого Андрея
[51]
. Я говорила с одной из его сестер в Монреале. Она была осторожна, как и все люди ее круга, но ясно дала понять, что семья не в восторге от его выбора карьеры. В этом винят Клару. Они хотели, чтобы он занимался бизнесом. Семья считает его неудачником. По крайней мере, так думает его мать. Это довольно странно, потому что по канадским художественным стандартам он настоящая звезда. В прошлом году продал картин на десять тысяч долларов, но это все еще ниже уровня бедности. Клара выручила около тысячи долларов. Живут они экономно. Машина требует ремонта, как и дом. Зимой она преподает живопись, чтобы оплачивать счета. Иногда берутся за реставрационные работы. А в общем, живут впроголодь.
