– Его мать жива? – спросил Гамаш, пытаясь произвести быстрый подсчет в уме.
– Ей девяносто два, – ответила Лакост. – Настоящая мумия, но дышит. Вспыхивает как спичка – такой у старухи характер. Она их всех еще переживет. По семейному преданию, она проснулась как-то утром и обнаружила, что муж лежит рядом мертвый. Тогда она повернулась на другой бок и продолжила спать. Зачем доставлять себе лишние неудобства?
– Мы только со слов миссис Морроу знаем, что ей не было известно о завещании, – сказал Бовуар. – Однако мисс Нил вполне могла им сообщить, n’est-ce pas?
[52]
– Но если им нужны были деньги, то не проще ли было взять у мисс Нил в долг? – спросил Гамаш.
– Может, они и просили, – сказал Бовуар. – Но она отказала. А у них была прекрасная возможность заманить ее в лес. Если Клара или Питер зашли к ней в полседьмого утра и попросили выйти без собаки, она бы пошла. Не задавая никаких вопросов.
Гамаш вынужден был согласиться.
– К тому же Питер Морроу прекрасный лучник. – Чувствуя себя в ударе, Бовуар развивал гипотезу. – Его специализация – старинные рекурсивные луки из дерева. Но кто может утверждать, что он занимается только спортивной стрельбой? Это никому не известно. И потом, как мы выяснили, ничего не стоит заменить тупой наконечник спортивной стрелы – поставить вместо него охотничий. Он мог найти такие в клубе, мог убить ее, потом почистить лук и поставить его на место. И даже если бы мы нашли его отпечатки, это ничего не значило бы. Он постоянно пользовался этими луками.
– Потом, он был членом жюри, которое отобрало ее работу для выставки, – подхватила Лакост. – Что, если он ей позавидовал, увидел в ней потенциал, вышел из себя или что-то в этом роде?
Она остановилась. Никто из них не мог себе представить, чтобы Питер Морроу вышел из себя. Но Гамаш знал, насколько сложна человеческая психика. И часто реакция бывает неадекватной, физически или эмоционально. Вполне возможно, что Питер Морроу, который всю жизнь боролся за свое искусство и одобрение семьи, увидел блеск работы Джейн Нил, и это стало для него невыносимо. Это было возможно, хотя и маловероятно. Просто возможно.
– Кто еще? – спросил Гамаш.
– Бен Хадли, – сказала Лакост. – Тоже хороший лучник и имеет доступ к оружию. Мисс Нил ему доверяла.
– Но без мотива? – спросил Гамаш.
– Ну, мотивом тут были точно не деньги, – признала Лакост. – У него самого наследство на миллионы долларов. А до этого он получал неплохое содержание.
Николь фыркнула. Она ненавидела этих детишек, кормившихся с «наследственных капиталов»: они всю жизнь ничего не делали, только ждали, когда мамочка и папочка отправятся на тот свет.
Бовуар решил, что лучше не обращать внимания на реакцию Николь.
– Кроме денег, у него мог быть какой-нибудь мотив? Лакост, ты нашла что-нибудь в бумагах в доме Джейн Нил?
– Ничего.
– Никакого дневника?
– Кроме дневника со списком людей, которые могли бы ее убить.
– Ты могла бы сказать об этом и раньше, – улыбнулся Бовуар.
Гамаш взглянул на список подозреваемых. Йоланда и Андре, Питер и Клара, Бен Хадли.
– Кто-нибудь еще? – Бовуар закрыл блокнот.
– Рут Зардо, – сказал Гамаш и объяснил, на чем основана эта гипотеза.
– Значит, ее мотив – не позволить Джейн рассказать всем о том, что она сделала много лет назад. А не проще ли ей тогда было убить Тиммер, чтобы похоронить эту тайну?
– Вообще-то, да, и это-то меня и беспокоило. Мы не знаем, убила ли Рут Зардо миссис Тиммер или нет.
– А если убила, то Джейн могла узнать об этом? – спросила Лакост.
– Или подозревать. Она, как мне кажется, была человеком такого типа, что могла пойти прямо к Рут и выложить ей свои подозрения. Она, вероятно, думала, что это убийство из сострадания, с целью избавить подругу от мучений.
– Вот только Рут Зардо не смогла бы выстрелить из лука, – сказал Бовуар.
– Верно. Но она могла нанять кого-нибудь, кто мог это сделать. И был готов на что угодно ради денег.
– Маленфан, – сказал Бовуар с мрачноватой улыбочкой.
Клара сидела в своей мастерской с утренним кофе и смотрела на ящик. Он все еще был на своем месте, только теперь стоял на четырех ножках, изготовленных из деревянных палок. Первоначально ей казалось, что у него должна быть одна ножка – как ствол дерева у скрадка. Такой образ пришел ей в голову во время обряда в лесу, когда она подняла голову и увидела скрадок. Скрадок и слепота. Люди, использующие скрадок, чтобы не видеть жестокость собственных поступков, чтобы не видеть красоту того, что они собираются уничтожить. Идеальное название для этой охотничьей придумки. Скрадок. Именно это слово и определяло чувства Клары в последние дни. Убийца Джейн был из этой категории людей. Но только кто он? Чего она не видит?
Однако идея с одной ножкой в виде ствола не сработала. Ящик оказался неустойчивым, грозился вот-вот упасть. Поэтому она добавила ему еще ножек, и то, что было укромным местом наверху, скрадком, превратилось в домик на длинных ходулях. Но все равно что-то было здесь не так. Теплее. Ей еще нужно было что-то увидеть. Как и всегда, размышляя над этой проблемой, Клара должна была очистить свои мысли и ждать, когда ее осенит.
Бовуар и агент Лакост обыскивали дом Маленфана. Лакост была готова к грязи и вони, такой густой, что ее можно увидеть в воздухе. Но к тому, что предстало ее глазам, она не была готова. Она стояла в спальне Бернара, и ей было нехорошо. Здесь все было идеально – ни одного грязного носка, ни одной тарелки с засохшей едой. Ее детям не исполнилось и пяти, а их комната уже выглядела и пахла, как берег при низком приливе. А этому парню сколько? Четырнадцать? А в его комнате пахло лимонным освежителем. У Лакост тошнота подступала к горлу. Она надела перчатки и начала обыск, спрашивая себя, не стоит ли в подвале гроб, в котором спит этот парень.
Десять минут спустя она нашла кое-что, хотя и не то, что предполагала. Она вышла из комнаты Бернара в гостиную так, чтобы непременно перехватить взгляд парня. Свернув документ, она незаметно положила его в пакет для вещдоков. Но не настолько незаметно, чтобы не увидел Бернар. И вот тогда она впервые увидела страх на его лице.
– Посмотри-ка, что я нашел, – сказал Бовуар, выходя из другой спальни с большой картонной папкой. – Занятно, что это было приклеено лентой к заднику картины в вашей спальне, – сказал он, видя перекошенное лицо Йоланды (она словно лимон откусила) и сдержанную ухмылку Андре.
Бовуар открыл папку и стал просматривать ее содержимое. Это были наброски, черновые наброски, которые делала Джейн Нил на ярмарках с 1943 года.
– Почему вы забрали это?
– Забрали? Кто тут сказал «забрали»? Тетушка Джейн подарила их нам, – сказала Йоланда самым своим убедительным голосом – так агент по продаже недвижимости должен говорить «крыша почти новая».
