— Это называется «второй стадией» кризиса, — продолжила Аданна, — поскольку в лагере умирает больше людей, чем за его пределами. Несколько тысяч каждый божий день, Алекс. Я предупреждала вас, что здесь ужасная обстановка.
— Ужасная? Вы недооцениваете ситуацию. Все это просто немыслимо, особенно в наши дни. Очень жалко детей.
Я присел на корточки рядом с маленькой девочкой, лежавшей на раскладной кроватке. Ее глаза выражали отчуждение, и она, казалось, находилась уже в ином мире. Помахав над лицом девочки ладонью, я разогнал скопище черных мух, вившихся над ней.
— Как сказать по-вашему — «Да пребудет с тобой Господь»? — спросил я у Эммануэля.
— Аллах ма'ак, — ответил он.
— Аллах ма'ак, — повторил я, наклонившись к уху крошки, хотя и сомневался, что она меня слышит. — Аллах ма'ак.
Приехав сюда и пройдясь по лагерю, я вскоре совершенно забыл о своем деле. Вероятно, потому, что сколь бы ни были ужасны расследуемые мной убийства, здешняя действительность была еще ужасней. Неужели в современном мире возможно подобное? Неужели жизнь тысяч людей ничего не стоит и весь этот кошмар будет продолжаться день за днем долгие годы?
Аданна положила руку мне на плечо:
— Алекс, вы готовы идти дальше? Нам давно пора в путь. Вы ведь приехали сюда ловить Тигра, а не смотреть на все это. В любом случае вы не в силах ничего здесь изменить.
Ее тон подсказал мне, что она давно уже все это видела, и, вероятно, не один раз.
— Не совсем, — сказал я. — Могу ли я сделать что-нибудь сейчас, чтобы принести этим беднягам хоть какую-то пользу?
Мне ответил Эммануэль, но сказал он совсем не то, чего я ожидал.
— Это как посмотреть. Меня, например, в данный момент более всего интересует, умеет ли кто-нибудь из вас обращаться с винтовкой?
Глава восемьдесят третья
Следующие несколько минут Аданна говорила о том, что и сам я вообще-то должен был понять. А именно: что такая простейшая вещь, как сбор хвороста для разведения огня, — одно из самых опасных предприятий в повседневной жизни лагеря Калма.
Патрули джанджавидов всегда маячили в пустыне — и не так уж далеко от Калмы. Так что каждый местный житель, отважившийся выйти за пределы лагеря, рисковал подвергнуться насилию или быть застреленным. Или то и другое. Таким образом, безопасность собирателей хвороста, в основном женщин и детей, напрямую зависела от сопровождения вооруженного конвоя из контингента межафриканских сил по поддержанию мира, чего удавалось добиться далеко не всегда. В этой связи беженцы часто выходили на промысел одни, поскольку без дров и хвороста нельзя приготовить в лагере обед для семьи.
Эммануэль вручил мне старую винтовку «М-16», к счастью, снабженную современным прицелом.
— Стреляйте на поражение без колебаний, — сказал он мне. — Поскольку джанджавиды, уверяю вас, колебаться не будут. Они опытные солдаты и прекрасные стрелки, хотя и кажутся со стороны реликтами, выходцами из прошлого, поскольку ездят на лошадях и верблюдах.
— Хорошо, я не буду колебаться, — заявил я и вдруг почувствовал, как Аданна сдавила мне локоть.
— Вы уверены, Алекс, что хотите участвовать в этом?
— Уверен.
Часом позже мы уже выходили за пределы лагеря, сопровождая группу из двадцати отчаянно смелых женщин, решивших, несмотря ни на что, собрать хворост и сухие верблюжьи колючки, чтобы потом сварить обед и обогреть в ночное время своих близких.
Мне казалось, что я должен сделать хоть что-то полезное для этих несчастных. Я не мог поступить иначе, потому что такова моя натура. Аданна тоже пошла с нами.
— А как же? — сказала она. — С этого момента я отвечаю за вас, поскольку привезла сюда, не так ли?
Глава восемьдесят четвертая
За хворостом, сухой колючкой и корнями здесь ходили каждый день уже много лет и, чтобы собрать их, всякий раз отходили от лагеря чуть дальше. Поэтому в наши дни такого рода вылазки превращались в весьма продолжительные и опасные путешествия.
Я воспользовался неожиданно оказавшимся в моем распоряжении свободным временем, чтобы перемолвиться словом с женщинами. И только одна из них располагала кое-какими сведениями о Тигре и тех мальчиках, что ушли с ним.
— Она говорит, что в ее секторе стояла хижина, где обитали три подростка, — сказал Эммануэль. — Но все они в один прекрасный день исчезли, и теперь там никто не живет.
— Мне казалось, что подобные вещи случаются здесь довольно часто, — заметил я.
— Это точно. Но странно то, что они оставили в хижине все свои пожитки. А еще эта женщина говорит, что в лагере время от времени появляется высокий и сильный мужчина, которого, по словам ее знакомых, зовут Тигр.
— А у этих исчезнувших мальчиков есть родители в лагере? — спросил я.
— Нет. Все они сироты.
— А кто-нибудь из ее знакомых не знает, куда подевались эти подростки?
— Ей сказали, что они ушли с тем сильным мужчиной.
Через два часа утомительного движения по жаре мы добрались до зарослей низкорослого пожухшего кустарника. Женщины расстелили на земле захваченные из дома куски материи, после чего начали обламывать с кустов сухие ветки и складывать их на ткань. Мы с Аданной присоединились к ним, тогда как стоявший в стороне Эммануэль время от времени окидывал из-под руки долгим взглядом горизонт, высматривая патрули джанджавидов.
Поскольку Эммануэль, занятый серьезным делом, не мог уделять нам внимания, мы, работая бок о бок со сборщицами хвороста, обменивались с ними в основном дружелюбными взглядами и жестами. Женщины из лагеря, не обращавшие внимания на царапины, которые острые обломки веток оставляли на их руках, очень быстро опередили нас с Аданной в соревновании по сбору горючего материала и тихонько посмеивались над нашими неуверенными движениями и неумением делать такую простую работу.
Чтобы создать дружескую доверительную обстановку, я вступил в общение с одной молодой матерью, используя язык мимики и жестов. Мы с ней корчили смешные рожи, размахивали руками, пародируя движения друг друга, в общем, вели себя как маленькие дети. Так, она показала мне язык с синей татуировкой на нем, я же, приставив к голове две ветки наподобие рогов, сделал вид, что хочу ее забодать. Это, как ни странно, вызвало громкий смех молодой женщины. Устыдившись в следующую секунду своего веселья, она прикрыла темной ладошкой рот, не сумев, впрочем, скрыть блеснувшую промеж губ полоску белоснежных зубов.
Вдруг молодая мать замерла, словно обратившись в статую, а ее рука, прикрывавшая рот, словно сама собой опустилась к бедру. Я понял: она увидела нечто необычное, и посмотрел в том же направлении, но ничего, кроме крохотного облачка пыли на горизонте, не разглядел.
А потом я услышал громкий тревожный голос Эммануэля:
