Из полиции мы.
— Не надо два раза подряд говорить. Я работаю здесь, а не лечусь. А что касается реабилитации, так это вы у своих коллег спросите. Больным сейчас недели две нужно будет, чтобы успокоиться.
— Ладно, — отрезал Саша. — Где больной по фамилии Русенков?
— Так ваши его и увезли. Этот, ненормальный… Как его? Стариков, что ли? Он и увез.
— Куда увез? — ошеломленно спросил Никитин.
— Вы меня спрашиваете?
— Пойдем! — сказал Саша Сергею и направился к выходу.
По ходу движения он рассматривал отпечатки подошв спецназовских ботинок, оставшиеся на дверях кабинетов, и слушал болтовню Черникова и девушки. Размеры обуви были не менее сорок четвертого, а разговоры Черникова — не более чем треп.
— А вы учитесь где? В медицинском? Ну, надо же! А у меня сестра там занимается! Вы на каком факультете? Педиатром будете? Ну что же, по специальности практику выбрали. А сестра гинекологом решила стать. Говорит, что это — ее призвание. А я против такого выбора. Не женское это дело. А вы Рак по знаку зодиака? Нет? А почему кулончик носите? А вы работу во сколько заканчиваете? Можно было бы посидеть где-нибудь, поспорить. Сестра говорит, что медики в основном в «Сингапуре» отдыхают.
Никитин улыбнулся, услышав про «Сингапур».
Да и врал Черников. Нет у него сестры и никогда не было.
— Хороша дивчина, да, брат Никитин? — Черников игриво подмигнул Александру, выворачивая руль на стоянке ГУВД.
— Вот ты и прояви все свое обаяние. Узнай, чем занимался в лечебнице Шостак. Что-то она все равно должна была видеть. Коллектив больницы, как и любого другого учреждения, — маленький колхоз, где все про всех все знают. Из полученной информации выкинь две трети — это сплетни, а остальное смело используй в работе. Буду выделять тебе время для конспиративных встреч. По ночам.
— Только по ночам? — разочарованно протянул Сергей. — Почему? Нужно базу сначала заложить, фундамент…
— Вот и закладывай по ночам. Самое время.
— Нет в тебе лирического начала, Никитин, — вздохнул Черников. — Один голый практицизм.
— Это в тебе один практицизм. Голый. Жениться тебе, барин, пора. А то ты как начальник строительно-монтажного управления. Одни фундаменты закладываешь, а стены строить забываешь… Черников, я не ошибаюсь в своих догадках, видя на лавочке у входа некоего гражданина?
Сергей посмотрел в лобовое стекло.
— Это Матвеич. Свидетель убийства Верника. Что он здесь делает?
Слесарь в отставке уже третий час ждал прибытия Никитина.
— Здравствуйте! — обрадовался он, заметив оперативников. — А я вас жду!
— Зачем? — буркнул Черников.
Закрывая машину, он искоса посмотрел на Матвеича.
— Хочу изложить свое видение момента. Убийцу надо брать теплым.
— Чего-чего? — Никитин рассмеялся.
— Говорю, убийцу надо брать теплым! — погромче повторил Матвеич, после чего двое полицейских, курящих у входа, обернулись.
— А он нам холодный и не нужен, — недружелюбно бросил Сергей и потянул Никитина за рукав.
Матвеич остался недоволен разговором. Его опять отправили восвояси. На этот раз до завтра.
Никитин так и сказал:
— Если что умное в голову придет, приходи завтра.
Дураки менты. Им помощь предлагаешь, а они рыло воротят. Потом стонут по телику — население, мол, нам не помогает. Матвеич со злостью плюнул под ноги на асфальтовую площадку перед ГУВД и поднялся со скамейки.
— Стоять, гражданин! Вы чего как верблюд харкаете в общественном месте?
Перед слесарем стоял старшина полиции одного с ним возраста.
— Я не в общественном… — пролепетал слесарь.
— Пойдемте со мной, уважаемый. — Матвеич почувствовал, как его взяли под локоток. — У меня тут, в подсобке, метла лишняя завалялась. Где паспорт, гражданин?
Когда Никитин и Черников зашли в кабинет, им пришлось замереть на пороге. Картина и на самом деле была необычной. Стариков и Саморуков сидели нормально, на стульях, а на столе Никитина расположился Русенков. Все трое пили чай с булочками. Больной Русенков закатал рукава пижамы до локтя, чтобы было удобнее, и черпал столовой ложкой смородиновое варенье прямо из банки. Он смотрел на Никитина смеющимися глазами и болтал одной ногой.
— Знаешь, что было самое трудное все эти три месяца? — спросил он, обращаясь к Александру. — Не угадаешь. Не курить! А под блаженного молотить — это два пальца об асфальт. У меня по актерскому мастерству всегда «отлично» было. Как-никак четыре года в Ленинградском институте театра, музыки и кино. А это не шутка.
— Что здесь происходит? — обалдело спросил Черников.
Русенков облизал ложку, соскользнул со стола, подошел к руководителю убойного отдела ГУВД и заявил:
— Ну вы и чудаки.
— Не понял?! — взревел Черников, шагая к Русенкову. — Это ты кому?! Я в этом кабинете только одного чудака вижу!..
Русенков вернулся к столу и вынул из пачки Старикова сигарету.
— Три месяца коту под хвост! «Нам бы обвенчаться». «Марианна, любовь моя!» Тьфу, блин! Четыре экспертизы на невменяемость прошел, два курса шоковой терапии, мать-перемать! Я понял, что все рухнет в один момент, когда первый раз увидел ваши физиономии в ЦПЛ! Такие горячие парни, как ты, Никитин, получив один раз по носу, обязательно полезут туда же во второй раз!
— Что здесь происходит? — Черников изо всех сил старался сохранять спокойствие и поглаживал свой огромный кулак.
Если бы в кабинете сейчас не было Никитина, почему-то совершенно спокойного, то псих после первого же удара замертво упал бы на пол.
— Кто ты и откуда? — спросил Саша, не дожидаясь ответа на вопрос Черникова.
— Зотов Антон Владиславович, — представился человек в пижаме. — Российское отделение Интерпола. А вы, наверное, Мурманск, задрали как хорек курицу, своими запросами, да? Кто такой бывший мент по фамилии Русенков?
— Точно, — подтвердил Стариков, поднимая со стола распечатанный конверт. — Ответ пришел. Был у них такой сотрудник уголовного розыска.
— У вас есть какая-нибудь одежда? — Зотов потрепал за воротник свою пижаму. — Я, понимаете, не надеялся на столь быстрое выздоровление, поэтому не запасся подходящими вещами.
— Найдем, — пообещал Никитин. — Так чем же заинтересовал Интерпол гражданин Шостак? Я смотрю, он просто нарасхват.
Через полчаса Зотов, Никитин и Черников сидели в небольшом кафе у ГУВД и потягивали пиво из высоких стаканов.
— Господи, три месяца без сигарет и пива! — периодически восклицал Зотов, прерывая свой рассказ.
