Она кивнула.
– Вождь выслушал меня. И ответил, что я не настоящий воин масаи, потому что не обрезан. Он спросил, согласен ли я, чтобы меня обрезал туземный знахарь. Я подумал и отказался.
– И правильно сделал, – сказала Хейзел. – Предпочитаю твой свисток в том виде, в каком его создал Господь.
– Приятно слышать. Но вернемся к истории моей жизни; я обсудил этот отказ с товарищами, и они расстроились почти так же, как я. Мы целыми днями спорили об этом, и в конце концов они решили, что если я и не могу стать подлинным морани, то, убив льва, стану морани более чем наполовину.
– Но тут возникла одна сложность, правда? – напомнила она.
– Сложность заключалась в том, что правительство Кении, в котором масаи почти не представлены, запретила львиную церемонию посвящения в мужчины. По всей стране львов тщательно охраняют.
– Но тут произошло божественное вмешательство, – сказала Хейзел, и Гектор улыбнулся.
– Прямиком с неба, – согласился он. – В национальном парке масаи «Мара», который примыкает к племенным землям, более молодой и сильный соперник изгнал из прайда старого льва. Без львицы, которая гнала бы к нему добычу, тому пришлось покинуть безопасный парк и искать более легкую добычу, чем зебры и дикие звери. И он начал охотиться на стада племени, составлявшие главное богатство масаи. Это было достаточно скверно, но лев убил еще и молодую женщину, которая пошла к источнику за водой для семьи.
К радости и волнению моих друзей-масаи, правительственный департамент живой природы вынужден был выдать лицензию на уничтожение старого разбойника. Благодаря прочным связям с племенем, возникшим за эти годы, и благодаря тому, что я был рослым и сильным и старейшины знали, как много я упражнялся с дубинками и боевым копьем, меня пригласили принять участие в охоте вместе с другими молодыми кандидатами из масаи.
Гектор замолчал, дожидаясь, чтобы сомелье долил красного вина в его бокал и воды «Перье» в стакан Хейзел. Гектор поблагодарил его и пригубил бургундское, прежде чем продолжить.
– Лев целую неделю никого не убивал и не ел, и мы с нетерпением ждали, когда голод заставит его снова начать охоту. На шестой вечер, когда свет уже убывал, в деревню с радостной новостью прибежали двое голых мальчишек, пастухи. Они вели стадо на водопой, и лев подстерег их в засаде. Он прятался в траве у идущей вниз тропы и выскочил примерно в десяти шагах от мальчиков. Прежде чем стадо разбежалось, он прыгнул на спину стельной корове-пятилетке. Он вонзил зубы ей в шею, а когти одной лапы – в морду. Потом, не выпуская шею коровы, что было сил – а было их немало – потянул. С треском лопнули шейные позвонки, и корова мгновенно издохла. Передние ноги ее подогнулись, и она упала мордой вперед, подняв облако пыли. Лев отскочил раньше, чем его придавили бы полторы тысячи фунтов ее туши.
– Никак не могу поверить, что так легко убить большое животное, – со страхом сказала Хейзел.
– Он не просто убил: он схватил тушу своими мощными челюстями и утащил в траву, держа ее так высоко, что по земле волочились только копыта.
– Продолжай! – попросила она. – Не отвлекайся на мои глупые вопросы. Рассказывай.
– Уже стемнело, так что пришлось ждать рассвета. Мы сидели вокруг костра, и старейшины рассказывали, чего нам ждать, когда мы приблизимся к добыче старого льва. Мы не смеялись и разговаривали тихо. Было еще темно, когда мы в предрассветном холоде накинули черные плащи из козьих шкур. Под плащами мы были голые. Вооружились мы щитами из шкур и короткими копьями, которые наточили так, что могли лезвием сбрить волосы на предплечье. Нас было тридцать два человека – тридцать два брата. И на рассвете мы с песней пошли навстречу льву.
– Но лев мог насторожиться и убеждать, – сказала Хейзел.
– Нужно нечто гораздо большее, чтобы отогнать льва от добычи, – ответил Гектор. – Мы пели песню вызова. Вызывали льва на бой. И, конечно, старались укрепить свою храбрость. Мы пели и танцевали, чтобы разогреть кровь. Мы рассекали копьями воздух, чтобы размять мышцы рук. За нами в отдалении шли молодые незамужние девушки: они хотели видеть, кто устоит против льва, а кто обратится в бегство, когда лев во всей его мощи ответит на наш вызов.
Хейзел, десятки раз слышавшая эту историю, так внимательно смотрела на Гектора, словно он рассказывал ее впервые.
– Над горизонтом показалось солнце, яркое, как расплавленный металл из печи. Оно светило нам в лица, слепило. Но мы знали, где найдем нашего льва. Мы видели, как шевелятся верхушки травы, хотя ветра не было, а потом услышали рев. Этот ужасный звук бьет прямо в сердце, в нутро. Ноги у нас подкосились, каждый шаг в танце, пока мы шли навстречу льву, требовал огромных усилий.
И вот перед нами поднялся лев, до того лежавший за тушей коровы. Грива его встала дыбом, образовав величественную корону вокруг головы. Лев, черный, стоял против солнца, и его корона горела золотом. Он словно увеличился вдвое. Лев заревел. Его громовой рык пронесся над нами, и наши голоса на мгновение дрогнули. Но вот мы взяли себя в руки и закричали: выбирай противника, выходи сражаться! Наши фланги начали изгибаться, окружая его, не оставляя возможности для бегства. Он медленно поворачивал голову из стороны в сторону, глядя, как мы приближаемся.
– О боже! – выдохнула Хейзел. – Я знаю, что произойдет, но все равно страшно волнуюсь.
– Но вот он перестал вертеть головой и принялся хлестать хвостом – его черной кисточкой лев бил себя по бокам. Я находился в центре шеренги и достаточно близко, чтобы отчетливо видеть глаза зверя. Они горели желтым и смотрели прямо на меня.
– Почему на тебя, Гектор? Почему на тебя, дорогой?
Она покачала головой, на лице ее появилось выражение ужаса, как будто все это происходило прямо у нее на глазах.
– Бог весть, – пожал он плечами. – Может, потому что я был в центре, но скорее потому, что мое белое тело светилось среди окружавших меня темных тел.
– Продолжай! – потребовала она. – Расскажи, чем все кончилось.
– Лев присел, готовясь к прыжку. Хвост его перестал ходить из стороны в сторону. Он держал его прямо за собой, вытянув и чуть изогнув. Потом хвост дважды дернулся, и лев кинулся прямо ко мне. Он прижимался к земле и двигался быстро, как рыжая полоска солнца, невесомая, но смертоносная.
В эти микросекунды я понял, что такое настоящий ужас. Время замедлилось. Воздух словно стал густым и тяжелым, им трудно было дышать. Я как будто застрял в густой грязи болота. Каждое движение требовало усилий. Я знал, что кричу, но звуки доносились словно откуда-то издалека. Я подобрался, загораживаясь щитом, и поднял острие копья. Солнце, отразившись в металле, светило мне в глаза. Лев рос передо мной, пока не заполнил все поле зрения. Я нацелил копье в центр его раздувавшейся точно кузнечные меха груди. Он оглушал меня своей убийственной яростью, могучими звуками, словно на меня полным ходом летел паровоз.
Я собрался с силами. И в последнее мгновение перед тем, как лев всей тяжестью обрушился на мой щит, я подался вперед и поймал его на острие копья. Всю свою силу, все проворство я вложил в это движение, вогнав копье ему в грудь так глубоко, что не только острие, но и половина древка ушли в тело. Лев уже умирал, когда сшиб меня на землю, навалился и стал когтями рвать щит, ревом выражая гнев и боль.
