— А как ими пользоваться? — осторожно взяла его в руки Розалия, и вид у нее при этом был исполнен такого благоговейного ужаса, как у туземцев, когда им показали, как горит спичка.
Я вздохнула.
— Я запарюсь тебе это объяснять, — сообщила я. — Лучше самой…
— Нет, — прижала мешочек к груди Розалия, — я попробую.
Округлив глаза, как на сеансе спиритизма, она вопросила:
— Что за чувства испытывает известный нам мужчина к Татьяне Ивановой?
Я рассмеялась:
— Известный кому?
— Нам, — пояснила Розалия. — Имен называть не будем.
— Да ничего не испытывает, — вздохнула я. — С глаз долой — из сердца вон.
— Посмотрим. — Розалия кинула кубики, заставив меня испытать чувство ревности.
Надо же, ее они слушаются так же, как меня.
— «31+3+20», — прочитала Розалия и наморщила лоб. — А дальше я и не знаю. Я же не профи в этом вопросе.
Я ответ знала. Собрала косточки в кулак и прижала их к груди.
— Тань, ну что они сказали?
— Ничего, — соврала я. — Что я ему глубоко и навечно противна.
— Они врушки, — возмутилась Розалия. — Как им не стыдно?
Я промолчала. Вот и не скажу, что это значит. В конце концов, это касается только нас двоих. Меня и Рода Эванса.
Остальные пусть посмотрят в книге сами. Если начнут умирать от любопытства.
* * *
Я прощалась с Нортон-Беем, и, как это часто бывает, теперь мне было жалко с ним расставаться. Такой милый городок, честное слово! Не знаю, почему он мне так не нравился поначалу. Машина Розалии была готова к бою и походила на взъерошенную собачку, которая ждет не дождется прогулки с хозяином. Род стоял, прислонившись к забору Розалии.
— Может быть, ты останешься?
— Нет, — помотала я головой.
— Тогда я приеду к тебе.
— Знаешь, помощники шерифов смотрятся в Тарасове не так, как в Нортон-Бее, — вздохнула я.
— А как? — нахмурился он.
— Здесь вы внушительные. А там… Ты будешь маленьким и растерянным. А я — деловой и стервозной.
Он помолчал. Из дома доносился голос Стинга. Мне было так грустно, что…
— «Хочется курить», — процитировала я отечественную песенку, пытаясь приклеить на свое лицо улыбку.
— Что?
— Да так, — ответила я. В принципе мы уже были далеки друг от друга. И поделать с этим ничего было нельзя.
— Выходи за меня замуж, — попросил он.
— Нет, — покачала я головой. — Я не домашняя девочка. Я привыкла бегать, стрелять, искать и искать на собственную задницу приключения… Ты сойдешь с ума от России. А я в Америке жить не хочу.
Он все понимал, но еще делал отчаянные попытки оставить себе надежду на встречу.
— Я все-таки приеду, — пообещал он.
— Таня! — позвала Розалия. — Пора ехать.
Я посмотрела на него. Он протянул мне листок бумаги.
— Прочти это, когда будешь дома, — попросил он.
Я кивнула. Мне не хотелось показывать ему собственную слабость. Я чмокнула его в щеку и попросила передать Тэсс, что я ее люблю.
— Она тебя тоже любит, — вздохнул он. — Очень переживала, что не может тебя проводить.
— Ей не лучше?
— Нет.
По его взгляду я поняла, что Тэсс лучше уже никогда не станет. Рак пожирал ее мозг, как самки койотов мертвого льва.
— Таня.
— Иду.
Я опять посмотрела на него, и вдруг у меня вырвалось:
— Я буду тебя ждать. Ты приедешь?
Он обрадовался. Притянул меня к себе и сказал:
— Обязательно приеду…
* * *
— Ну, вот и все, — сказала Розалия, когда мы были уже в аэропорту. Билл стоял поодаль, чтобы не мешать нам.
Розалия поцеловала меня и на мгновение прижалась ко мне. Как будто не хотела отпускать.
Я обнаружила, что она что-то шепчет. Прислушавшись, я поняла что.
— Пожалуйста, Таня, увези меня домой!
— Если захочешь, приедешь сама, — усмехнулась я.
И пошла к самолету, помахав ей на прощание. Честное слово, я готова была увезти ее домой. Но Билл не хотел жить в России.
* * *
Приятно было оказаться дома, в родной стихии! Два перелета меня немного утомили, но теперь «восьмерка» везла меня по родному Тарасову и немногословный водитель подозрительно смотрел на меня, потому что я улыбалась, вспоминая Тэсс и Рода.
— Здесь остановите, пожалуйста, — попросила я, когда мы подъехали к моему дому.
Я протянула ему деньги и вышла из машины. Сейчас мне казалось, что все мои американские знакомые — персонажи увиденного давным-давно фильма или пришельцы из сна. И я вообще никуда не ездила.
Но стоило мне открыть дверь, как я услышала телефонный звонок.
— Алло? — подняла я трубку.
— Танечка?
Коротков… Его я хотела бы видеть в последнюю очередь.
— Все в порядке, Сережа. Я привезла тебе письмо от Лики.
— Она мне звонила, — сказал он. — Придется ехать туда. Столько неприятностей.
Меня не волновало его душевное состояние.
— Я заеду к тебе?
— Да, конечно, — сказала я устало. Скорее отвяжусь от тебя. Сейчас мне не хотелось даже его денег.
Но он примчался быстрее, чем я думала. Я только успела сварить кофе, как он появился на пороге.
— Слушаешь Стинга? — спросил он, проходя в комнату.
Я действительно слушала Стинга. Пытаясь вспомнить лицо Рода. Но Коротков решил, что я слушаю Стинга исключительно для того, чтобы его порадовать. Я взглянула исподлобья на его самодовольную физиономию и опять вспомнила Рода. Ах, какая все-таки жалость, что у него не квадратная челюсть! Коротков вот куда больше соответствовал образу американского копа. Такой квадрат, что хочется зажать его с двух сторон в ладонях и сдавить. Может быть, это прибавит ему округлости?
— Вот письмо, — протянула я найденный в сумке конверт.
Он кивнул, улыбнулся. Странная у него улыбка, подумала я, как у койота.
— Что это? — поднял Коротков брови, когда прочитал первые строчки.
— Ты о чем?
— Вот. — Он протянул мне письмо.
Я взяла его в руки. Ну конечно. Я перепутала конверты. Опять порывшись в своей сумке, я достала ему письмо от Лики. А он все смотрел на мой конверт с таким выражением, как будто я наступила ему на больную мозоль.
