После того как дети умылись с дороги, тетя пригласила всех обедать. Она подала на обед все что бог послал, а отец вынул из пакета угощения и разложил на столе. Когда Глаша и дети увидели их, то ахнули от радости. Здесь были черная икра и красная, буженина, осетрина, два вида сырокопченой колбасы, йогурты и шоколадки. Детям очень понравились пирожные, и они первым делом принялись за них. Николай смотрел на их веселый пир и думал: «Я бы, не задумываясь, отдал все эти красивые подарки, угощения, все деньги Ральфа за жизнь и здоровье моей Людмилы».
Тетя приготовила прекрасный борщ с мясом, капустой и картошкой, и Бугров наелся до отвала.
— Спасибо за подарки, — сказала Настенька.
— Не за что, — ответил отец.
— А маме ты подарок купил?
У Николая внутри все опустилось, а Глаша охнула, зажала рот рукой, схватила со стола пустую тарелку и быстро пошла на кухню.
— Купил, доча, конечно, купил, — ответил отец после паузы.
— А какой? — допытывалась Настя.
— Мама приедет и тебе сама покажет, — нашелся он.
— А когда она приедет? — не унималась дочь.
— Настенька, — наконец строго произнес отец, — мы попали в неприятную историю, Павлик и мама один день были в плену, и теперь она, так же как и мы, прячется. Как только все утихнет, она вернется.
— А скоро все утихнет? — спросил Павлик.
— Я не знаю, наверно, скоро. — Отец хотел встать и уйти на кухню, чтобы прекратить неприятные расспросы, но дети прекратили допытываться и сели смотреть мультики. Бугров с облегчением выдохнул и развалился на диване.
В комнату вошла тетя Глаша, принесла на подносе горячие, вкусные блины, а дети их намазали черной икрой и быстро съели.
— Вам, Коля, хорошую зарплату платят, а нам за месяц задержали, — с сожалением пожаловалась тетка.
Она работала медсестрой в детской поликлинике и жила одна на мизерные две тысячи рублей.
— А как же вы живете? — удивленно спросил Николай.
— А вот так и живем, точнее, не живем, а перебиваемся. Все так живут. Хорошо, соседка выручает, в долг дает, у нее муж гаишник, и у них всегда деньги водятся. Когда зарплату выплатят, долги отдаешь и опять денег нет.
Николай встал, пошел в прихожую, достал из сумки пять тысяч долларов и принес тетке.
— На, тетя Глаша, это тебе. Положи в сундучок или под коврик и трать потихоньку. Как-никак полегче будет. — Он положил на стол пачку «головастиков», а тетка, увидев их, ахнула.
— Ой, господи, забери, забери! Я без них жила и еще проживу. Такое богатство-то. Откуда они у тебя?
— Премию получил. А ты никому о них не говори и никому не показывай. Бери по сто долларов, меняй в сберкассе да покупай, что тебе нужно. Но только в банк на счет не клади. Если он прогорит, банк-то, ты их все сразу потеряешь.
— А ты как без них, дети как? — не унималась Глаша.
— У меня еще есть. Немного, но на первое время хватит. Мне надо еще квартиру снять да с детьми туда переехать. Мы у тебя долго заживаться не будем.
— Да живите, место есть, и мне радостно — с детишками все же.
У Глаши своих детей не было, не довелось, но она их очень любила, именно поэтому и пошла работать в поликлинику.
В комнату вошла Настя и сказала:
— Папа, папа, по телевизору показывают то место, где мы вчера от бандитов бегали.
Николай пришел в гостиную, уселся возле телевизора и стал смотреть. В новостях показывали шоссе Энтузиастов и расстрелянные на нем иномарки.
— Это мы их всех расстреляли? — с гордостью спросила Настя.
— Да, — кивнул отец и стал слушать диктора.
По НТВ шел экстренный выпуск новостей — показывали места боев Николая с бандитами. Комментатор нес какую-то ахинею про «разборки» преступных группировок, и у Николая сразу пропал интерес к передаче. Про участие сотрудника ФСБ в этом деле не упомянули ни слова.
Передача кончилась, и Николай прилег отдохнуть. Вдруг запищала рация, он вынул ее из кармана и включил.
— Да, — сказал капитан.
— Ну ты и кашу заварил, — из рации послышался голос Давыдова. — Наше управление на ушах стоит, все тебя разыскивают. Нефедов рвет и мечет, требует тебя к себе на ковер.
— Я приеду после того, как все утихнет.
— А это никогда не утихнет, — зло произнес Давыдов. — Ты действуешь по собственному усмотрению, плюешь на закон и никого не слушаешь.
— Я послушал кое-кого и в итоге потерял жену, — начал злиться капитан. — Откуда преступники узнали, что я буду забирать Павлика с конспиративной квартиры контрразведки? Почему там были ищейки из отдела собственной безопасности ФСБ и кто дал им приказ за мной следить? Откуда они вообще узнали, что я там буду?
— Я не знал, что там была засада, — начал оправдываться полковник.
— Как не знали, вам Толмачев что, не доложил?
— Да я его с утра не видел. Я только что приехал в управление и узнал, что ты там двоих киллеров в «Мерседесе» ухлопал. Я занимаюсь убийством твоих родителей и только что из морга.
Услышав о матери с отцом, Николай сбавил напор и успокоился.
— Я занимаюсь расследованием убийства, а ты мне только работу подбрасываешь, — обиделся полковник.
— ФСБ должно было обеспечить мою безопасность и безопасность моей семьи, — проговорил капитан, — но оно не справилось с этой задачей. Теперь мне самому, в одиночку, приходится разбираться с бандой оголтелых отморозков и крошить их в мелкую капусту.
— Я тебя понимаю, но ты сам выбрал незаконный путь решения своей проблемы, начиная с захвата семьи Тарасова и до сегодняшнего момента.
— А разве этот гад заявление в милицию написал, что его жену и ребенка похищали?
— Нет, никакого заявления он не подавал, что и странно.
— Тогда вы откуда об этом знаете? — зло выпалил Николай. — Я ведь никому про это не говорил.
— Догадался, чай, не в бирюльки играю. То Тарасов ультиматум выдвигал, а тут смилостивился — освободил Пашу.
— Он сам нарвался, привык действовать по-своему, но как только я поступил с ним по его же закону, он скис. И теперь я буду с ними воевать только по этому закону джунглей.
— Ну, как знаешь, только учти, теперь я тебя защищать не стану. Если нарушишь закон, я тебя первый арестую и отдам под суд.
— Не нарушу, я честный человек, — произнес Бугров, — хотя следовало бы наказать этих уродов.
Офицеры замолчали и только сопели в трубки и остывали после тяжелого, неприятного разговора.
— Ну, как ты там? — вдруг по-отечески, душевно спросил Давыдов.
— Да ничего, вроде бы немного успокоился.
