— Рарди, — сказал Боб.
— Твою мать!
Боб с Марвом поспешно обогнули барную стойку и кинулись через крошечную кухню на задний двор, где у них стояли старые кеги и где теперь, слева от двери, лежал Рарди с запекшейся кровью на лице.
Боб растерялся, но Марв упал на колени и принялся дергать Рарди за плечо вперед и назад, словно заводил лодочный мотор. Рарди несколько раз простонал, а потом засипел. Звук был жуткий, придушенный, давящийся, словно Рарди вместе с воздухом втягивал в себя битое стекло. Он дугой выгнул спину, перекатился на бок и сел; кожа на лице натянулась, рот раззявился — не лицо, а посмертная маска.
— Черт! — сказал он. — Господи!
Только теперь он открыл глаза, и Боб видел, как он старается сфокусировать взгляд. На это ушла минута.
— Что за черт? — спросил он, и Боб подумал, что по сравнению с просто «чертом» это уже прогресс, если кого-то волнует, пострадал мозг Рарди или нет.
— Ты как? — спросил Боб.
— Цел? — Марв стоял рядом с Бобом, оба склонились над Рарди.
— Сейчас блевану.
Боб с Марвом немного попятились.
Рарди сделал несколько неглубоких вдохов-выдохов, снова вдохнул-выдохнул, после чего объявил:
— Нет, не блевану.
Боб придвинулся на пару шагов. Марв остался сзади.
Боб протянул Рарди кухонное полотенце, и тот прижал его к кровавому месиву, в которое превратилась его правая половина лица, от глазницы до угла рта.
— Погано выгляжу?
— Да нет, нормально, — солгал Боб.
— Да, нормально выглядишь, — сказал Марв.
— Ничего не нормально, — сказал Рарди.
— Ну да, не очень, — согласились Боб с Марвом.
Глава третья
Общак
На вызов первыми приехали две женщины-патрульные, Фентон Г. и Бернардо Р., — согласно беджам на груди. Одного взгляда на Рарди оказалось достаточно, чтобы Р. Бернардо включила микрофон на плече и велела дежурному прислать «скорую». Они допросили всех троих, но сосредоточились на Рарди — ясно было, что долго он не продержится. Кожа у него стала цвета ноябрьского дня, он то и дело облизывал губы и странно моргал. Если до сих пор у него не случалось сотрясения мозга, то теперь он мог смело внести его в список перенесенных травм.
Затем дверь распахнулась и вошел старший детектив, на его бесстрастном лице отразилось любопытство, а затем и веселое изумление, когда взгляд его остановился на Бобе.
Он ткнул в него пальцем:
— Утренние мессы в Святом Доминике.
— Точно, — кивнул Боб.
— Мы встречаемся каждое утро — сколько уже? — два года? Три? И до сих пор не познакомились. — Он протянул руку. — Детектив Эвандро Торрес.
Боб пожал ему руку:
— Боб Сагиновски.
Детектив Торрес пожал руку и Марву.
— Я сейчас переговорю с моими девочками — то есть, прошу прощения, с сотрудниками полиции, — а потом мы все вместе побеседуем о том, что тут случилось.
Он отошел на несколько шагов к патрульным Фентон и Бернардо, и они о чем-то негромко заговорили, часто кивая и энергично жестикулируя.
— Ты знаешь этого парня? — спросил Марв.
— Не знаю, — сказал Боб. — Мы ходим в одну церковь.
— Какой он человек?
Боб пожал плечами:
— Я не знаю.
— Вы ходите в одну церковь, и ты не знаешь, что он за человек?
— А ты знаешь всех, кого регулярно встречаешь в спортзале?
— Это разные вещи.
— Почему?
Марв вздохнул:
— Потому.
Торрес вернулся к ним, широко улыбаясь, — жемчужные зубы сверкают, глаза блестят. Он попросил Боба и Марва, каждого по отдельности, снова рассказать все, что они запомнили. Их рассказы получились почти одинаковыми, хотя они разошлись относительно того, как тип с пистолетом назвал Марва — ублюдком или уродом. Зато в остальном были единодушны. Они, не сговариваясь (у них не было на это времени), выпустили эпизод, когда Марв спросил толстяка, знает ли тот, кому на самом деле принадлежит бар. Секрет такого единодушия прост: в Восточном Бакингеме, в родильном отделении больницы Святой Маргариты над входом крупными буквами написано: «Держи свой поганый рот на замке».
Торрес что-то записывал за ними в свой блокнот.
— Значит, получается: лыжные маски, черные свитеры, черные пальто, черные джинсы, худой нервничал сильнее подельника, но в целом оба держались вполне хладнокровно. Больше ничего не вспомните?
— Больше ничего, — сказал Марв, включая любезную улыбку, ну прямо мистер Благонамеренный.
— У того, который стоял ближе ко мне, — сказал Боб, — часы не ходят.
Он ощутил на себе взгляд Марва, увидел, что Рарди, державший у лица пузырь со льдом, тоже посмотрел на него. Под страхом смерти Боб не смог бы ответить, с чего он раскрыл рот. А затем, еще больше удивляясь себе, он еще и добавил:
— И циферблат был развернут сюда. — Боб показал внутреннюю сторону запястья.
Ручка Торреса замерла над листом бумаги.
— И стрелки не двигались?
Боб кивнул:
— Показывали шесть пятнадцать.
Торрес записал его слова.
— Сколько они забрали?
— Все, что было в кассе, — ответил Марв.
Торрес не сводил взгляда с Боба, улыбаясь ему.
— Только то, что было в кассе?
— Все, что было в кассе, офицер, — подтвердил Боб.
— Детектив.
— Детектив. Только то, что там было.
Торрес некоторое время оглядывал бар.
— Значит, если я порасспрашиваю народ, то ни слова не услышу о том, что здесь играют на тотализаторе или, к примеру, не знаю… — он поглядел на Марва, — помогают избавиться от незаконно присвоенных вещей?
— Каких-каких вещей?
— Незаконно присвоенных, — повторил Торрес. — Так красиво называются краденые вещи.
Марв сделал вид, будто размышляет над его словами. Затем помотал головой.
Торрес посмотрел на Боба, и тот тоже помотал головой.
— Или время от времени толкают партию травки? — продолжал Торрес. — Ничего подобного я не услышу?
Марв с Бобом прибегли к Пятой поправке,
[4]
сами того не сознавая.
Торрес раскачивался на каблуках, глядя на них обоих так, будто они разыгрывали перед ним комедийный скетч.
