Варяг усмехнулся. Вон куда его занесло! Можно сказать, в философию, в религию ударился.
Вот взять Америку – страна религиозная. Каких только религий здесь нет. От самых высокоцивилизованных до самых диких – свобода! Но он не встречал такой религии, которая бы железной рукой смогла удержать человека от нарушения заповедей, хотя бы первой и главной заповеди: не убий! Где больше всего убийств? Судя по сообщениям в средствах массовой информации, в России и Америке. То есть в стране в основном атеистической и в стране в основном религиозной. Парадокс? Похоже, нет. У атеистов нет страха перед божьим судом, а у верующих есть идея божьего прощения, стоит лишь покаяться. Так что в любом случае можно перерезать глотку ближнему, не очень опасаясь кары небесной.
И опять Варяг вспомнил слова Медведя. Старый вор говорил: «Что такое жить по правде? Что такое воровская правда? Что такое воровское? Воровское – это людское. А людское – божье. Вор? Он ведь не для людей, он для системы вор. А вор в законе – значит, в людском законе, в божьем. Проливать кровь – беспредельничать, значит, идти против людей. Брать последнее – опять не по правде. Сейчас всяк по-своему норовит правду представлять».
Варяг кинул взгляд на свои часы с календарем. До сходняка оставалось целых два часа. Ха! Оказывается, сегодня вторник. Да, тот, подготовленный им с Нестеренко знаменитый «черный вторник» сработал как надо. Кинули тогда лохов. Дай бог, чтобы и сегодняшний вторник оказался удачливым. Настал решающий момент. Сходняк, конечно, не знает, что его отъезд в Америку два года назад – спланированная акция. А Ангел надежно хранил тайну. Что ж – пришло время для большого разговора.
Глава 22
Варяг поднялся, пошел в ванную. Разделся и стал под горячий душ. Подставляя под упругие струи лицо, плечи, спину, почувствовал облегчение. В огромном, во всю стену, зеркале он видел отражение своего сильного, мускулистого тела. Варяг подмигнул сам себе. Перешагнув тридцатипятилетний рубеж, он не потерял прежней атлетичности и был в порядке. Каждый день он не уставал тренироваться на тренажерных снарядах. Малейшей складке на животе объявлял такую же беспощадную войну, как личному врагу. И, несмотря на то что работа у него последнее время сидячая, выглядит на все сто. Варяг рассмеялся, вспомнив любимую шутку Егора Сергеевича: «Академик – это ученый в законе».
Взял с полки жесткое полотенце и с удовольствием растерся им докрасна. Распаренное тело радовалось обновлению, он ощутил прилив бодрости. Одевшись в дорогой костюм, гладко выбритый, Варяг уже собирался уходить, когда раздался негромкий стук в дверь. Модест, должно быть. Притомился от одиночества. Без публики все артисты давно бы вымерли, усмехнулся Варяг, распахивая дверь.
На пороге стояла Вика, элегантная, очаровательная, когда-то любимая им женщина. Эту любовь три года назад Варяг вынужден был загасить в себе. Вика была единственной, обожаемой дочерью академика Нестеренко, и это делало невозможным продолжение их отношений.
– Вика?! – Он не верил своим глазам. – Какими судьбами? Проходи, как я рад тебя видеть.
– Вижу, ты ожидал встретить здесь кого угодно, но только не меня. Владик, милый, я едва не лишилась чувств, когда увидела тебя в холле, – улыбнулась она и перевела дыхание, уже не подчиняясь себе.
Он ей был нужен. Она так хотела принадлежать ему! Этому непонятному человеку! И, чувствуя желание, она подошла к нему совсем близко и тихонько застонала, когда его губы дотронулись до ее теплого, ждущего, полуоткрытого рта.
– Ты потрясающе выглядишь, – сказал он, окидывая ее взглядом с головы до ног.
Вика села в кресло, закинув ногу на ногу, и закурила. Она не старалась произвести впечатление – но это ей все равно удавалось. Она определенно похорошела за эту пару лет, что они не виделись.
– Как ты здесь оказалась?
– Прошу тебя, не спрашивай об этом. Я знала, что ты остановишься именно в этой гостинице, и, как школьница, стояла у двери, дожидаясь твоего появления. Я едва не упала в обморок, когда ты прошел совсем рядом… Ты не изменился, Владик, все такой же красивый.
– Спасибо за комплимент! – Он улыбнулся, это было самое лучшее, что Варяг услышал за последние тяжелые дни.
– Это факт, а не комплимент, Владик.
– Что-нибудь выпьешь?
– С удовольствием. Рюмку коньяку. Мой муж говорит, что коньяк расширяет не только сосуды, но и связи.
– Твой муж не лишен чувства юмора. Значит, ты замужем?.. Счастлива? Расскажи мне.
– Для женщины, Владик, между «быть замужем» и «быть счастливой» не всегда, но довольно часто стоит знак равенства. Да, я замужем. У меня сын. Ему уже два года. – Она помолчала, потом добавила: – Но не было ни одного дня, чтобы я не вспоминала о тебе.
– Ты на меня обижаешься? – спросил он, подавая ей рюмку с коньяком. – Я правда виноват. Давай выпьем за встречу, за нашу дружбу.
– Для настоящей дружбы, Владик, мы мало знакомы.
– Викуся! Кто-то умный сказал: все проявления дружбы встречаются в любви, и наоборот.
– В общем, да, это так, – негромко произнесла Вика.
Подняв бокал, Варяг произнес:
– Давай выпьем за тебя, моя любовь, как когда-то прежде.
– А ты что, меня любишь, как прежде?
– Я был в тебя влюблен… Ну, за тебя…
– За тебя, Владик!
Вика подняла на него светло-зеленые глаза.
– Слышишь, Владик, не было ни одного дня, чтобы я не вспоминала тебя! – повторила Вика.
Варяг подошел совсем близко. Только сейчас он увидел, какими печальными глазами смотрит на него эта женщина. Он положил тяжелые ладони на ее худенькие плечи. Он не боялся быть непонятым – именно с этого когда-то начиналась их любовь, а для нее он остался первым мужчиной.
Вика как будто только этого и ожидала. Она взяла его ладони в свои, и он почувствовал трепет ее пальцев. Варяг стремительно притянул ее к себе и поцеловал взасос. Дрожащими от нетерпения руками расстегнул пуговицы на лифе платья.
Неожиданно Вика открыла глаза, отстранила его, а потом задумчиво произнесла:
– Владик, любить даже безответно – все равно счастье. – И чуть слышно добавила через мгновение: – Я сама.
Она разделась и пошла в спальню.
В постели она все время повторяла: «Господи, какой ты сильный, ты даже не представляешь, как я мечтала дотронуться до тебя. Обними меня. Крепче. Крепче… еще крепче! Я вся – твоя!»
А когда они достигали вершин блаженства, она шептала: «Боже мой, что ты со мной делаешь?» И, слыша его вразумительный и короткий ответ, почти теряла сознание.
Потом она лежала у него на руке, молчала, поглаживая его грудь. В тишине он едва расслышал ее слова:
– Сколько порой приходится пережить, чтобы почувствовать себя счастливой. Сегодня я живу по принципу мудрого Горация: ловлю момент, ведь он, боюсь, не повторится.
