— Твои действия признаны самообороной. — В глазах Березиной мелькнуло недоверие. — Этим документам уже больше трех лет. Мне сообщили, что ты погиб. Так где же ты был все это время, Олег?
— Спасибо… — Григорьев вчитывался в сухие строчки официального документа, не слыша и не видя ничего вокруг. — Как тебе удалось?
— Ты не знал о прекращении дела? — повторила вопрос Березина, не сводя с Олега пытливого взгляда.
— Нет, — не смог соврать он.
— Странно… Я же сообщила твоим родителям, — неопределенно протянула Мария. — Все-таки где ты был?
— Уезжал. — Пожал плечами Олег, стараясь не смотреть на свою собеседницу. — Год ездил по стране. Потом вернулся, осел в Подмосковье.
— Прятался?
— Можно сказать и так. — Развивать дальше эту тему становилось опасным, и Олег перевел разговор: — Маша, теперь я твой должник. Говори, чего хочешь?
Она помедлила с ответом, глядя куда-то мимо Григорьева, потом посмотрела на него:
— Боюсь, ты не сможешь исполнить того, чего я хочу.
— А чего ты хочешь?
— Всегда хотела. Чтобы любимый человек был рядом.
— Прости. Обстоятельства бывают сильнее нас. — Он выдержал ее взгляд.
— Зачем тогда спрашивал?
Григорьев понимал, о чем говорит Мария, и сам давно мечтал о таком дне, когда у него появится семья. И Марии удалась бы роль жены. Но он совсем не подходил на роль ее мужа. Поэтому стал говорить совсем не то, что чувствовал в эту минуту:
— Всегда быть рядом… Нет, Маша, жизнь — это разлуки и расставания. Мы, мужчины, это хорошо понимаем.
— Ясно! — вздохнула Березина. — Ты не думай, я ни о чем не жалею. И все понимаю. Спутник моей жизни — работа. Она приносит порой радости и удовлетворения больше, чем любой мужчина. Но я тебе очень благодарна, Григорьев, что ты когда-то появился в моей судьбе. Ты был очень важен для меня. Правда. Но теперь у каждого из нас свой путь… Ладно. Мне пора. — Она поднялась, высокая, независимая.
— Провожу? — Ему не хотелось отпускать ее.
— Нет. Встретимся вечером…
Она ушла. А он так и остался сидеть за столиком.
А ведь казалось, что с годами боль в груди притупилась. Нет, оказывается, он просто свыкся с ней. И шел вперед, страшась оглянуться, и надеялся, что время замело дорогу обратно…
Сложись все по-другому, они жили бы счастливо, воспитывая детей и поджидая старость. В чеченских горах он понял, что не вправе портить жизнь такому хорошему человеку, как Мария. И в один из студеных зимних дней Марии Березиной не стало в его жизни. Он так решил. Григорьев похоронил ее на кладбище в своей душе, где хоронил убитых им людей, которых знал и даже не знал, но все-таки хоронил, чтобы обрести хоть малую надежду на душевный покой от совершенного зла. Похоронив память о Марии, Григорьев думал, что уже больше никогда не увидит ее. Судьба жестока…
«Бог — это Любовь…» — думал Григорьев об услышанной когда-то истине. И слова эти тогда нашли отклик в его сердце, но люди… Люди, забывшие о божественном предназначении, сделали его душу закрытой и жестокой. Снова вспомнились глаза Марии. Там, в Кавказских горах, месяцами он старался не думать о ней, а сегодня эта встреча перевернула прошлое в душе… Кажется, со времени их первого знакомства пролетело всего несколько месяцев — так ярки были воспоминания… Нет, прошло уже пять долгих лет. Пять лет, в которые он не имел права встречаться с Марией. Были, конечно, женщины. Но такую, как Мария, он так и не встретил. Вот сегодня Мария передала ему конверт с документами о прекращении уголовного дела. Она совершила невозможное! Она попыталась спасти его и спасла, а он не поверил в нее тогда пять лет назад и сбежал. Если бы он мог повернуть время вспять! Но время течет только в одну сторону. И теперь он не понимал главного — зачем четыре года назад согласился работать на Хозяина, подписав себе еще более беспощадный приговор? И вот он столкнулся с тем, с чем неизбежно должен был когда-нибудь столкнуться: на весы жизни и смерти Хозяин положил жизнь дорогого Олегу человека. Это на одну чашу. На другой чаше стояла его — Григорьева — собственная жизнь. Случилось… Его профессия, позволявшая ему четыре года существовать безбедно, заработала против него. Не жить — именно существовать…
Конечно, Мария не уходила из его памяти. Однажды он обедал в кафе недалеко от Павелецкого вокзала. В окне открывался вид на Ново-Успенский монастырь и храм с колокольней. Олег никуда не спешил.
Рассматривая посетителей, через два столика напротив он увидел девушку, очень похожую на Березину. Почувствовав подступивший к горлу комок, Олег с трудом отвел взгляд. Потом снова взглянул на посетительницу: незнакомка чем-то напоминала Марию, хотя и была яркой брюнеткой. Тоска сжала сердце: если бы сейчас на месте этой девушки оказалась сама Мария Березина! Олег продолжал украдкой разглядывать посетительницу до тех пор, пока она с подругой не вышла из зала. И к чувству тоски добавилось ощущение пустоты… Эта пустота живет в его сердце и сейчас. Живет? Какое неправильное слово! Пустота не может жить — она просто пустота. А он сам-то живет? Разве это жизнь, когда вспоминается только боль? Чужая и своя. Пять лет назад, Маша, я хотел думать, что искра, пробежавшая между нами, это еще не любовь, и не хотел компрометировать тебя перед твоими коллегами и мужем. Наверное, не был готов к настоящим отношениям, к тому большому чувству, которое пришло. Хотя, если бы не история с убийством милиционеров, возможно, у нас все и сложилось бы. Все равно женщину лучше, чем ты, я так и не встретил… Потом в чеченских горах я часто думал о тебе холодными ночами, но хотел, чтобы все ушло, отпустило, чтобы и ты забыла меня. И вот теперь снова увидел тебя… и понял, почти прошло… отпустило… Осталась лишь ностальгия по чему-то очень хорошему, светлому. У тебя семья. Дочь. А я, играя с судьбой, живу непонятной даже мне самому жизнью. Все отдал бы сейчас, чтобы вернуть чувства, чтобы ты, как тогда, была рядом, чтобы у нас с тобой была семья и была дочь. Но ты не захотела даже, чтобы я тебя проводил. А мне так хотелось, глядя в твои красивые глаза, сказать: «Прости. Я помню тепло твоих рук, твоих слов, твоих глаз!» Но не сказал. Зачем? Страшно осознавать то, что ты не нужен. Обманывать еще страшнее. С годами все страшнее… И холодно от одиночества. Кажется, все время льет серый осенний дождь…
Григорьев шел по улице. Мысли непрерывным потоком блуждали по воспоминаниям давно прошедших и совсем недавних событий, рассыпались, натыкаясь на камни-сомнения, собирались вновь и болью отзывались в груди: как так произошло, что ушли чувства, что он ожесточился, стал стрелять в людей? Не находя ответа, мысли бились в виски, словно пытаясь вырваться наружу. Сквозь этот неуправляемый хаос стал протискиваться один очень ясный вопрос. «Что теперь делать? — Олег мотнул головой, отгоняя все остальное, и в голове прояснилось. — Спасать Марию!»
В восемнадцать часов Березина пришла в кафе. Вручив Григорьеву подписанный ровным красивым почерком конверт, Мария отказалась от его предложения посидеть за столиком или проводить ее. Он смотрел вслед, пока женский силуэт не скрылся за поворотом.
