Но эпидемия этой рабской проституции, поразившая страну нищих и олигархов, не замыкается на самих узницах, попавших на панельную галеру. Мужик, который за них платит, покупает не какой-то абстракт, а живую, хоть и зверски изуродованную душу. Он не видит в секс-рабыне человека и, коль готов легко переступить через нее, так же легко переступит и через свою жену, мать, продаст за тридцать сребреников Родину. Вот и ответ на вопрос: при чем тут государство?
Григорьев видел рабов в чеченских горах, но не считал Чечню каким-то особым и исключительным очагом работорговли. Просто там осветили эту проблему, стали хоть как-то выручать попавших в беду, попытались вести им счет. Ну, а в Москве никто такой счет не вел и не ведет, с работорговлей не воюет, значит, ее и нет совсем.
Тяжело вздохнув и посмотрев на гостью, Григорьев поднял верную от всех печалей стопку:
— Ну, за твой день рождения, Настюха!
— Ты чего, у меня не сегодня! — удивилась та.
— Ошибаешься, сегодня! — Григорьев пояснил, что в Москве, как и по всей стране, нераскрываемых убийств женщин при схожих обстоятельствах немерено.
— Скажи судьбе спасибо, что я ехал по этой дороге. А то ведь спасения от погибели на панели у тебя уже не было бы никакого, как и заработка, которого там тоже у таких, как ты, нет.
— Юра, — девушка придвинулась и прильнула к его плечу, — я теперь твоей навсегда буду. Все что хочешь для тебя сделаю. Не отдавай меня никому. Пожалуйста…
При электрическом свете ее светлые волосы отливали янтарем. Красивые руки и прямые плечи казались очень женственными. Большие глаза с густыми ресницами придавали лицу выражение скрытой страстности и силы. Григорьев подумал, что его ночная гостья уж слишком не по годам хороша. Но сейчас для него это не имело значения.
— Пойду налью тебе ванну, — сказал он, поднимаясь. — Помоешься и спать. А завтра поглядим, что с тобой делать.
Он стелил ей на диване, когда после ванны, обмотанная полотенцем, Настя вошла в комнату. Краем глаза он следил за ней. Девушка стала расчесывать волосы перед зеркалом, и он снова видел тонкую изогнутую линию затылка, прямые плечи, красивые грациозные руки. Отливающие синевой полосы, виднеющиеся из-за края полотенца, очень контрастировали с белоснежной кожей спины, но совсем ее не портили. Стройная и тонкая, эта девушка казалась ему ребенком, нуждающимся в защите. Но было в ней — в ее движениях, взгляде — что-то от молодого гибкого животного, не признающего насилия и уз клетки. Не сумев сдержаться, в необъяснимом порыве, Григорьев приблизился и тронул пальцами ее спину.
— Больно?
Она решительно повернулась. И он с удивлением понял, что перед ним предстал уже не ребенок — в ее глазах он увидел вопрошающее ожидание женщины и очень смутился.
— Терпимо, — произнесла Настя.
— Ты скажи, если что… — Григорьев опустил глаза и отошел. — Тут аптека недалеко…
— Само пройдет. — Настя снова отвернулась к зеркалу, но продолжала смотреть на Григорьева через отражение.
— Тогда ложись. А я пойду в душ. — Олег, испытывая напряжение, вышел из комнаты.
Он очнулся в настоящем времени в своей квартире. Стояла ночь. «Почему я лежу на полу?» — пришла первая мысль, и тут он вспомнил, что на диване уложил гостью. Посмотрев, как она мирно спит, Григорьев встал и направился на кухню.
Он налил себе полный бокал минеральной воды и выпил весь. Затем вынул из черного кожаного портфеля два белых конверта, достал из одного фотографию Марии и долго всматривался в каждую черточку дорогого лица. Потом взял другой конверт, что передала ему Мария. В нем находился релиз фирмы по продаже иномарок. Засвеченный Олегом внедорожник «BMW» числился за этой фирмой. Этот путь, скорее всего, никуда не приведет. Хотя, если джип брали в аренду, можно отследить начало цепочки. Но что это даст? Времени в обрез. Самый короткий путь к клиенту знает только Хозяин. Этот вариант отпадает совсем — один лишний вопрос — и труп Григорьева найдут где-нибудь на помойке. Или вообще не найдут. Значит, надо настоять на новой встрече с посредником. Но это днем. А сейчас надо подумать, что делать с Настей.
Словно уловив его мысли, на пороге кухни возникла заспанная девушка в его футболке, что смотрелась на ней как мешок с дыркой для головы.
— Ты почему не спишь? — спросил Григорьев, убирая конверты в портфель.
— А ты почему не спишь? — поинтересовалась она в ответ.
— Я уже иду. — Григорьев поднялся из-за стола.
— Можно я с тобой?
— Что?
— Лягу с тобой.
— Зачем? Ложись на диван!
— Тогда ты ложись на диван! — не уступала гостья.
— Я кому сказал! Быстро на диван! — Он повысил голос.
— Уже иду, — проворчала Настя, шаркая по полу большими хозяйскими тапочками.
— И спать там! — приказал Григорьев, выключая свет и укладываясь на матрас на полу.
Настя притихла. Он не знал, спит она или нет, но, лежа на жестком матрасе, думал о своей новой знакомой. Определенно все в ней нравилось ему: и внешность, и голос, и умение держаться. Нравился ее прямой независимый характер. Была бы она постарше лет на пять-семь, возможно, Олег и не отказался бы от предложения лечь на диван. А сейчас, пожалуй, не стоит… Зачем? Она еще ребенок. Утром все будет выглядеть по-другому, не так, как представляется ночью. Олег вздохнул и закрыл глаза.
Проснувшись, он обнаружил возле себя уткнувшуюся ему лицом в подмышку спящую Настю. Осторожно, чтобы не разбудить, Григорьев поднялся и пошел на кухню готовить завтрак.
За завтраком он не стал ей выговаривать за ночное непослушание. Почему-то ему совсем не хотелось этого делать.
— Юра, ты меня утром буди, — попросила Настя за чаем.
— Зачем? — Он уже позавтракал и собирался подняться. — Я рано просыпаюсь.
— Я тоже буду рано вставать и готовить тебе завтраки. Я умею готовить.
— Охотно верю. Только это лишнее. Вот придешь в себя немного, будем думать, что делать с тобой дальше.
— Ты хочешь избавиться от меня?
— А ты собираешься у меня жилплощадь арендовать? Если ты заметила, здесь только одна комната.
— Комната большая, как весь бабушкин дом. А я еще стирать и брюки с рубашкой гладить тебе буду.
Григорьев не смог удержаться от улыбки.
— Ладно. Живи пока. Только в мое отсутствие дверь никому не открывать! На улицу ни ногой! Для связи со мной оставлю тебе мобильный телефон.
Григорьев понимал, что совершает ошибку. Но он очень устал жить по чужим правилам. Жить чужой жизнью. Устал от одиночества. Что делать с Настей, он пока не решил.
Приехав в офис, Олег набрал номер со своего мобильного.
— Да, — отозвалась телефонная трубка голосом Куратора.
