Надеюсь, я не промахнулась с подъездом, потому что в отсутствие снега ходить на лыжах по двору и особенно по ступенькам чертовски утомительно!
Пыхтя, сопя и обливаясь потом, я взбираюсь на четвертый этаж проклятого дома без лифта и нерешительно замираю под дверью, которая кажется мне моей.
Если я ошибаюсь, мои последующие манипуляции с ключом будут трактоваться как попытка взлома, при которой меня и задержат, потому что убежать я не успею. И мне дополнительно впаяют срок за кражу чужих кроссовок.
«И за повторный угон автомобиля», – напоминает внутренний голос.
Он оценил мои попытки развеселиться и вносит свой вклад.
Ключ легко поворачивается в замке. Я открываю дверь, нащупываю на стене выключатель и облегченно выдыхаю, не увидев перед собой помятую спросонья тетку в бигуди и с боевой шваброй наперевес или загадочно улыбающегося бультерьера.
Это та самая квартира, по которой провел меня с беглой экскурсией Макс.
Я запираю дверь на ключ, засов и цепочку. Прямо в прихожей раздеваюсь донага, иду в ванную и залезаю под душ.
Вода – почти кипяток, но меня трясет, и я расходую, наверное, суточную норму горячей воды всего жилого дома только на то, чтобы согреться.
А потом начинаю мыться, и тут в расход идут мировые запасы мыла и шампуня.
Долго-долго я смываю с себя чужие прикосновения, запахи и взгляды, свой собственный липкий страх и нервную чесотку нездорового веселья. Будь это возможно, я вымыла бы и мысли из головы.
Впервые я думаю о том, что амнезия – это не так уж плохо. Есть вещи, которые просто необходимо забыть, чтобы жить дальше.
К несчастью или к счастью, но я уже расковыряла плотную корку, под которой спрятаны мои воспоминания, и теперь они потихоньку просачиваются в мои сны.
Ненавижу тебя! Я тебя ненавижу!
Я подскакиваю в постели, спросонья не понимая, где нахожусь.
Только что видела перед собой светлый квадрат окна и на его фоне – темный силуэт: круглую голову, забавно оттопыренные уши. Во сне я знала, кто этот человек, и бурно ссорилась с ним. А он с неподдельным чувством шептал:
– Ненавижу тебя! Ненавижу! – и вот теперь я не помню ни его голоса, ни даже интонаций.
Может быть, он шутил?
Почему-то мне хочется, чтобы это было так.
Просто ужасно, если он действительно меня ненавидит.
Я размеренно дышу, унимая сердцебиение, и постепенно успокаиваюсь настолько, что понимаю: полностью мне уже не успокоиться. Я больше не смогу уснуть, не стоит и пытаться.
Вылезаю из-под одеяла и подхожу к окну.
Небо над крышами розовое и оранжевое, как униформа персонала в санатории «Золотые зори». Это возвращает меня к мыслям о людях, которых я предпочла бы забыть. Или нет – я бы хотела помнить их посмертно!
Макс и Валентин скоро объявятся. Когда найдут, во что одеться и обуться, а также на чем ехать в город.
Я воображаю эту парочку негодяев шагающими по шоссе в шотландских килтах из клетчатых санаторских полотенец и ухмыляюсь. Такое шоу будет поинтереснее, чем скоростной заезд голой гонщицы!
«Интересно, они заявят об угоне машины?» – возвращая меня к суровой реальности, задумчиво бормочет внутренний голос.
Так. Первым делом надо удостовериться в том, что этот дом – моя крепость. Моя, а не чья-нибудь еще. А затем окружить эту крепость высокими стенами и глубокими рвами с голодными крокодилами в них.
То есть поменять дверной замок и заручиться поддержкой домоуправления, соседей и, может быть, участкового.
Хорошо, что в квартире немного мебели. Для хранения бумаг подходит только одна тумбочка с ящиками. Я выдвигаю их один за другим и очень быстро нахожу то, что мне нужно – документы, удостоверяющие право собственности на квартиру.
Она моя.
Сюрпризом оказывается свидетельство собственности на машину – серебристый «Рено» тоже мой! Его, как и квартиру, Макс купил на мое имя по доверенности, которую я нахожу тут же и без промедления рву в клочья. Обрывки бумаги выбрасываю в чистое и непорочное мусорное ведро.
Неплохое начало новой жизни.
Теперь бы заняться замком, но я сомневаюсь, что городские слесари приступают к работе, как деревенские доярки, на утренней зорьке.
Иду в кухню, искательно хлопаю дверцами новых шкафчиков и холодильника. На полках пусто, только в дальнем углу морозилки обнаруживается завалившийся в сугроб готовый блинчик с начинкой.
Надеюсь, он не с печенью. Я еще в больнице выяснила, что ненавижу всякий ливер.
Чайника в доме нет, ложечек тоже, а кружка только одна. Тщательно вымыв ее, кипячу воду в микроволновке и там же разогреваю блин-подснежник.
Отогнав тоскливые мысли о роскошном бутерброде и крепком сладком чае Саныча (и о самом Саныче), запиваю пустым кипятком полуфабрикатный блинчик с кислым творогом.
Небо над крышами постепенно теряет насыщенный розовый цвет. Дом проснулся: я слышу голоса, стук дверей, шаги на лестнице, рычание машин во дворе.
Вытираю подолом свитера опустевшую кружку (тряпок тут тоже нет – не хозяюшка Макс, не хозяюшка), приставляю ее донышком к стене, приближаю к раструбу ухо и слушаю.
В соседней квартире тоже уже зародилась жизнь – об этом бодрым свистом сообщает закипающий чайник.
Неугомонное воображение талантливо рисует пухлые щеки сдобных булок и блестящие круглые глаза яичницы.
Это ведь не очень бестактно – явиться к незнакомым людям во время завтрака?
Я одергиваю на себе свитер, поправляю волосы, беру под мышку папку с документами и иду знакомиться с соседями.
Мою соседку зовут Клара Карловна. Это имя звучит, как скороговорка, и я ловлю себя на том, что озираюсь в поисках фамильного кларнета.
Фамильные кораллы искать не приходится – они висят на шее у хозяйки.
Клара Карловна – чертовски элегантная старуха в балахонистом платье из шелка сливочного цвета. В магазине винтажных нарядов это платье оторвали бы с руками, да и ног Клара Карловна там лишилась бы, потому что ее домашние туфельки – тоже экспонат музея моды. Расшитая мелким речным жемчугом телячья кожа – каково?
Я глазею на Клару Карловну, разинув рот.
У самой хозяйки он тоже не закрывается. Она явно рада моему неожиданному утреннему визиту и возможности обсудить нечто столь увлекательное, как моя история.
– Ах, Мэри!
Клара Карловна сразу же переделала Машу в Мэри, заявив, что «так намного изящнее».
Я не спорю. Немного изящества мне, хромоножке, не помешает.
– Ах, Мэри, как я рада! Вы-то меня поймете! – щебечет Клара Карловна, разливая чай по чашкам из полупрозрачного фарфора. – Склероз – это просто ужасно, а мои башибузуки только смеются над бабушкой!
