Саныч не торопится уезжать, и мы все вместе идем на прогулку по курортному парку.
Самая разговорчивая из нас – Белка. Она находит ежика и пытается с ним общаться, азартно облаивая колючий клубок. Я боюсь, что в такой компании неразумная собака себе еще что-нибудь поранит, и оттаскиваю ее подальше от ежа. Саныч говорит, что это бессмысленно, ведь у Белки охотничьи инстинкты и нюх. То есть она себе и другого ежа найдет.
– Интерес Белки к ежикам мне понятен, – бурчу я, зверски пиная кучу листьев.
И Саныч догадывается, о чем я думаю:
– Непонятен интерес собаки к той тряпке?
– Ага.
Я поднимаю голову и выжидательно смотрю на умника:
– Можешь объяснить?
– Это же молодая собака, любопытная! – пожимает плечами Саныч. – Ей все интересно: бегать за кошками, валяться на тухлятине, рыться в помойке, охотиться за случайными прохожими. К тому же собаки любят мягкие игрушки. Может быть, тряпка напомнила ей что-то из прошлой жизни?
– Из прошлой жизни, – повторяю я и потираю лоб.
Вот и мне эти шорты напомнили что-то из прошлого. Такую же джинсовую тряпицу я сама выбрасывала в окошко машины!
Но это не может быть та же самая тряпка. Эту Белка нашла на подъезде к Кипучеключевску со стороны краевого центра, а от той я избавилась по дороге с моря.
– Ты же у нас, похоже, эксцентричная барышня была! Может, у тебя имелась такая традиция – выбрасывать шмотки за борт в районе Кипучеключевска всякий раз, когда ты там ехала, не важно, с какой стороны? – язвит мой внутренний голос. – Типа, регулярный салют городу из подручных материалов и вещей?
– А Белка уловила мой запах на тряпке и потому принесла ее мне? – шепчу я, разговаривая сама с собой.
– Что? – переспрашивает Саныч.
– Где? – просыпаюсь я.
Наверное, вид у меня в этот момент особенно нездоровый, потому что Саныч хмурится и говорит:
– Тебе надо отдохнуть. Я уже поеду.
Романтической прогулки не получилось.
Саныч уезжает, я отвожу Белку в сторожку к Петру, хромаю в свое бунгало и там продолжаю серию странностей очередным идиотским поступком: укладываю помоечные шорты на пол и долго рассматриваю их в проекции «вид сверху», забравшись с ногами в кресло.
Шорты как шорты, что о них еще сказать?
Модель унисекс, сгодилась бы и девушке, и юноше. Размер сорок четыре – сорок шесть, короткие, потрепанные, в пятнах неведомого происхождения. Похоже, незатейливый хенд мейд: когда-то это были джинсы, потом их обкромсали тупыми ножницами, не озаботившись подрубить края, которые в процессе носки закономерно обзавелись неровной бахромой. Блямба из коричневой искусственной кожи на поясе сзади уверяет, что поруганные штаны произошли из Италии и состоят в родстве с благородным семейством Гуччи, но верить этому не стоит. Качество материала и работы с головой выдает дешевую китайскую подделку.
Кто бы ни носил эти шорты, он (или она) не принадлежал к числу богатых снобов.
Я осторожно нюхаю тряпку, но ощущаю только мощное амбре прелых листьев.
Моя это вещь или не моя?
Примерить Гуччи из канавы мешает брезгливость.
Я ковыляю в ванную, устраиваю энергичную постирушку в умывальнике и раскладываю мокрые шорты на ребристой батарее парового отопления.
Иду на процедуры, ужинаю, провожу вечернюю прогулку с Белкой по сокращенной программе и коротаю время до отбоя в одиночестве, потому что Лариска воскресный вечер посвятила личной жизни. У нее встреча с друзьями, от участия в которой я отказалась, хотя и была любезно приглашена.
Я еще не готова обзаводиться знакомыми в массовом порядке. Одно дело – приватно признаться доброму человеку в своей ущербности, и совсем другое – рассказывать об унизительных проблемах с памятью публично.
Лежу на диване и от нечего делать смотрю телик с крайне малым выбором программ. Два центральных канала и один краевой – небогато, но все же лучше, чем ничего.
Говорящие головы на экране своей болтовней не дают установиться давящей тишине, и я не чувствую себя совсем уж одинокой. К тому же я попадаю на программу, которая мне небезынтересна.
Показывают встречу в студии сестер, которых еще в детстве разлучила война. Старенькие бабушки обнимают друг друга трясущимися руками и плачут. Камера демонстрирует мокрую морщинистую щеку, переходит в зал и едет по рядам, скрупулезно подбирая по пути все до единой слезинки растроганных зрителей. Выглядит это не столько душевно, сколько обстоятельно-деловито, и я задаюсь вопросом – интересно, каково процентное соотношение в таких программах актерской игры и истинного чувства?
Пытаюсь взглянуть на шоу как эмпат, но ничего не получается. Вижу только свечение голубого экрана.
Очевидно, при посредничестве телевизора я как эмпат несостоятельна, мне нужен прямой контакт с одушевленным объектом.
Внутренний голос досадливо советует подумать о другом:
– Как они нашли друг друга, эти бабушки?
Хороший вопрос.
Я возвращаюсь к просмотру шоу и внимательно слушаю рассказ ведущего. Он фонтанирует восторгом, а информации при этом выплескивает немного, но я выхватываю главное: обе сестрички пытались найтись. Обе!
Так-так-так…
Я чувствую прилив волнения.
У меня ведь тоже были в прошлом какие-то близкие люди? Как минимум родители, иначе как бы я появилась на свет!
И что, когда я в один ужасный день пропала, они приняли это как должное и не стали меня искать?
Тут я вспоминаю то немногое, что знаю о своем бурном прошлом – кутеж в сомнительной компании на фестивале, легкомысленное отношение к новым знакомствам, историю с изнасилованием, угон машины и аварию, – и сомневаюсь, что исчезновение неуправляемой безбашенной девицы стало для ее близких бедой, а не радостью. Может, родня давно уже махнула на меня рукой?
Не хочется в это верить.
«А придется, – не щадит меня внутренний голос. – Сколько времени уже прошло! Если бы тебя искали – нашли бы!»
– Да ты на бабушек посмотри! – огрызаюсь я. – Они друг друга семьдесят лет искали и не могли найти! И вот, пожалуйста, все-таки встретились!
Честно говоря, перспектива успешно закончить поиски через несколько десятков лет не особенно заманчива, и все же это положительный пример.
И вообще я ведь додумалась до дельной мысли: если я не могу искать своих родственников по той простой причине, что ничего о них не помню, то это вовсе не значит, что они не ищут меня.
Решено: завтра же обращусь в полицию с запросом, не числится ли в розыске гражданка, похожая на меня.
«Надеюсь, среди твоих забытых подвигов нет более криминальных, чем угон авто, а то ведь розыск бывает разный», – ворчит внутренний голос, но я его уже не слушаю.
