Кручу баранку и вяло думаю: почему, интересно, на картонные коробки очень часто заботливо лепят наклейки «Осторожно, не кантовать!», а на черепные – никогда?
В голове у меня разруха. Мешанина. Цветная каша.
Как будто наполовину собранный конструктор «Лего» уронили с большой высоты, а потом еще сплясали на нем чечетку.
Никаких связных мыслей и стройных версий по поводу того, кто я, откуда взялась и как могу вернуть свое прошлое и наладить настоящее. А ведь у меня уже выстраивались какие-то общие планы и даже частные сценарии!
И вот опять все перепуталось и смешалось так, что непонятно, с чего начинать разбор завалов.
«Для начала – перестань ныть», – брезгливо советует внутренний голос.
Он прав, я что-то расклеилась, но все же не совсем раскисла: головной мозг временно не функционирует, но спинной не поражен, и подсознание молча принимает управление Машенькой на себя.
На полном автопилоте проехав по мокрым улицам, я с удивлением обнаруживаю себя в местах знакомых и где-то даже родных.
Очнувшись, озираюсь и понимаю, что я совсем рядом с подвалом Вано.
А какой у нас день и час?
Нахожу ответ на подслеповатом дисплее допотопного мобильника Клары Карловны и вновь удивляюсь: оказывается, я прибыла почти по расписанию – опоздала на очередное занятие всего на полчаса!
Итак, вопрос: идти ли мне на тренировку в дивных фильдекосовых чулках и чудном кримпленовом платье – или же не травмировать нежную психику Вано и его товарищей?
Пока сижу и думаю, происходит еще одно маленькое чудо.
Подъезжает знакомый джип, при виде которого мое сердце сначала замирает, а потом высоко подпрыгивает, застревая в горле так, что я задыхаюсь и от этого (только от этого, разумеется) заливаюсь румянцем.
«Вот и хорошо, вот и правильно», – с подозрительно плаксивой интонацией бормочет внутренний голос.
Кажется, мы поменялись ролями: я собралась, а мое альтер эго раскисло и вот-вот растечется по широкой груди Саныча слезами и соплями.
Чувствую, что избежать этого будет трудновато, тем более что физиономия Саныча сегодня выполнена из материала, заметно более мягкого, чем гранит, что располагает к душевным порывам.
Не бросаюсь ему на грудь лишь потому, что первой меня встречает Белка.
Моя приемная собака выныривает из джипа, легко обходит Саныча, пляшет на задних лапах и приветственно машет красным флажком языка перед лицом нерадивой хозяйки.
– Фу, Белка, фу! – треплю я косматый загривок. – Я тоже рада, но успокойся, пожалуйста.
– Ну, привет, – с едва уловимым укором говорит мне Саныч. – Что случилось? Пришлось тебя с собакой искать.
– А я в полицию попала, – глупо улыбаюсь я. – За оскорбление чувства приличия своим непотребным видом.
Саныч внимательно осматривает меня снизу вверх, надолго прилипает взглядом к войлочному ведерку на моей макушке и задумчиво кивает.
Это обидно – я полагала, что выгляжу как модная дама в элегантном туалете, но рассказывать об уличном стрип-шоу с моим участием почему-то не хочется.
– А до этого на меня напали и хлороформом одурманили, – продолжаю жаловаться я.
Саныч прищуривается.
Меня несет:
– А после этого я угнала машину.
– Эту? – Саныч переводит взгляд на «Рено», и похоже, что машина ему нравится немногим больше, чем мой наряд. – Я ее уже видел, по-моему.
– Конечно, видел, она у моего коттеджа в санатории стояла, – подтверждаю я. – Это, вообще-то, моя машина.
– Ты угнала свою машину?
Задумчивость Саныча усугубляется.
Я пожимаю плечами. Звучит нелогично, но это же правда!
– И не первый раз, – щедро добавляю я сногсшибательной истины, поскольку Саныч все еще держится на ногах. – Уже третий. Хотя нет. Эту самую машину – второй. До этого я другую «Рено» угоняла.
– Тоже свою?
Мой собеседник непробиваем!
– Да нет, чужую, – тут я хмурюсь.
Вспоминать об обстоятельствах, при которых я совершила свой первый (в обозримом прошлом) автоугон, мне неприятно.
А Саныч превежливо спрашивает:
– Могу ли я поинтересоваться твоими дальнейшими преступными планами?
Он обеспокоенно косится на подвальчик – должно быть, подозревает, что я облачилась в кримпленовые доспехи, замышляя сразить наповал Вано со товарищи.
Понятно, наш Саныч не большой ценитель проверенной временем элегантности.
– О… Да, конечно…
Я замолкаю, потому как планов, если честно, у меня нет никаких.
Детали «Лего» в голове начинают броуновское движение, но не успевают сложиться, а с моего языка уже срывается:
– Хотелось бы, конечно, лечь в постель…
– В самом деле? – вежливо улыбается Саныч, поднимая бровь.
О, ужас, это прозвучало, как предложение! Хуже того – как предложение, не вызвавшее интереса!
– Не в этом смысле! – негодую я.
– Не в каком? – веселится Саныч.
– В смысле, я спать хочу! У меня был очень трудный день! – вспоминаю свое пребывание на нарах и расширяю временной диапазон:
– И ночь! Я устала и валюсь с ног!
В подтверждение своих слов я грациозно покачиваюсь, и Саныч наконец перестает улыбаться.
– Садись в машину, – командует он.
Я кошусь на джип. Неплохо было бы забраться в этот танк, пожалуй, там я чувствовала бы себя вполне защищенной, но не бросать же взятый с боем «Рено»?
– Я на своей поеду, – говорю я.
– Куда? – интересуется Саныч.
– В санаторий.
В самом деле мне больше некуда ехать. Возвращаться в квартиру я не спешу – сначала попрошу благородного слесаря еще раз поменять замок, чтобы обезопасить себя от вражеских вторжений.
– А доедешь?
Я перестаю покачиваться, выпрямляю спину и разворачиваю плечи:
– А то!
Саныч испытующе смотрит на меня. Я непоколебима.
Не надо было цинично смеяться над девушкой, неосторожно выдавшей свои тайные мысли! Теперь я буду тверда, как неприступная крепость.
– Собаку забери, – Саныч перебрасывает мне поводок и машет освободившейся рукой:
– Пока!
Ну, вот… А я-то думала, он будет меня уговаривать, навязывать мне свой джип как машину сопровождения…
– Пока, – я уныло бреду к «Рено».
Белка весело скачет. Саныч грузится в джип.
И чего я дура-то такая, объясните?
