– Грешную – это уже перебор, ну да ладно, не буду править твой авторский стиль, – рассуждает Валек. – Теперь так: «Если мы будем вместе, я сломаю тебе жизнь».
– Однозначно, – шиплю я сквозь зубы и пишу, что велено.
– «Без меня тебе будет лучше, – диктует Валек. – Будь счастлив, мой самый родной человек». Что опять?
Я угрюмо смотрю на него.
– Я настаиваю на этой формулировке: «мой самый родной человек», – Валентин прицеливается и одним движением отхватывает с кончика собачьего хвоста метелку шерсти.
– Прекрати!
Я дописываю про родного человека.
– «Ты замечательный муж», – продолжает диктант Валентин.
– Ну, нет! – возмущаюсь я.
Я с Максом даже не спала ни разу, какой он мне муж?!
– Как это – нет? – преувеличенно удивляется Валентин. – А печать в паспорте? А запись в загсе? Они, конечно, сделаны только вчера, но датированы прошлой неделей, так что все чин чином: «Поздравляю вас, теперь вы муж и жена!»
«Вот жулики! – ахает мой внутренний голос. – Они успели сделать вас супругами! Не иначе, дали взятку кому-то в загсе!»
– Я докажу, что это липа! – обещаю я. – У меня есть друзья, в том числе и в полиции, они и в этой вашей афере разберутся!
– Да какая афера, деточка, бог с тобой! – Валентин обмахивается собачьим хвостом. – Со стороны Макса это благороднейший поступок – жениться на такой неуравновешенной особе, как ты. Ты же чокнутая, это очевидно!
– Сам ты чокнутый, – обижаюсь я.
– Я не чокнутый, я умный, – не соглашается он. – И поумнее твоего супружника, хотя он будет побогаче… Ладно, не отвлекайся, пиши. Осталось немного: «Целую тебя, твоя Маша».
Валентин звучно чмокает воздух и хлопает ресницами. Потом клацает кусачками и интересуется:
– Или будем резать шавке хвост?
Я не могу позволить моральному уроду калечить животное.
Дописываю последнюю фразу, ставлю точку и резко протягиваю ему лист.
– Ты же видишь, у меня руки заняты, – укоряет меня Валентин. – Положи письмо на подушку.
– А ты собаку развяжи!
Я с жалостью смотрю на Белку и не успеваю заметить движения Валентина. В следующий момент он уже крепко держит меня за руки.
Лапы у него большие и твердые, как наручники. Моим запястьям больно, я роняю записку и ручку.
– Тихо, тихо, – насмешливо шепчет Валентин. – А то я и тебе пасть заклею!
Он связывает мои руки и отступает на шаг, чтобы полюбоваться своей работой.
В этот момент мне становится страшно, и это очень плохо: у эмпата, как у чекиста, должны быть ясная голова и холодное сердце. Мое же так прыгает в груди, что отчетливо содрогается весь организм, даже зубы стучат.
– Боишься? – понятливо улыбается Валентин.
Крепко сжав зубы, чтобы они не клацали, как кастаньеты, я включаю взгляд эмпата и высматриваю источник радости и удовольствия Валентина. Так сказать, иду к истокам – и нахожу их.
Они противно булькают в омерзительном болоте.
Мамочка моя! Да этот парень – садист!
«Только не показывай, что тебе больно и страшно, – торопливо подсказывает мне внутренний голос. – Ему нравится издеваться над беспомощными».
Я лихорадочно соображаю: что будет, если у меня получится развернуть поток эмоций Валентина вспять?
В случае с мадам Герасим мне удалось обратить ее злорадство в бессильный страх и таким образом обезвредить противника, но с Валентином может получиться только хуже. Место хихикающего игривого пакостника займет хладнокровный мучитель.
И что же мне делать?
Пока я думаю, Валентин все решает сам.
– Поедем, красотка, кататься! – запевает он.
Я понимаю, что это не музыкальное сопровождение, а озвученная программа действий, когда меня подхватывают на руки.
Свет из распахнутой двери растворяется в ночи, как ложка меда в бочке дегтя.
На освещении территории санаторское начальство экономит, разумно полагая, что благонравным пациентам, соблюдающим режим, ночная иллюминация вовсе ни к чему. В результате в трех шагах от порога окружающая действительность тонет во мраке, и только разлапистые ветки высоких деревьев выплескиваются в звездное небо чернильного цвета щупальцами.
Вот теперь мне по-настоящему жутко, да еще и холодно. Мой наряд для спонтанной ночной прогулки составляют короткая трикотажная ночнушка и авторские браслеты из скотча.
«Не завопить ли?» – явно в сомнении произносит мой внутренний голос.
Завопить я могу, и еще как – Монсеррат Кабалье обзавидуется! – но это будет искусство ради искусства. В ближайшем коттедже ни проблеска света, и очень мало надежды, что на мой одиночный вопль мирно спящий курортный люд отреагирует оперативно и адекватно. А заорать повторно Валентин, конечно, не даст. По голове он мне даст, да еще скотчем рот заклеит.
Понимая это, я благоразумно помалкиваю, не дергаюсь, и вынос тела происходит без помех и осложнений. Валентин спускается с крыльца, и на полянке за рябиновым кустом обнаруживается белое пятно: моя машина.
Мое воображение живо набрасывает стандартную сцену триллера: «Преступник запихивает жертву в багажник». Такая сюжетная коллизия обещает скверный финал!
Я холодею, но пока все идет не так уж плохо: Валентин открывает заднюю дверь «Рено» и вполне аккуратно укладывает меня на диванчик.
Воображение, выдохнув и снова вдохнув, воодушевленно рисует другую стандартную сцену триллера: «Неожиданное нападение на водителя сзади». Мои руки связаны не за спиной, и теоретически я могу удавкой набросить их на горло Валентина, когда он сосредоточится на дороге!
В голливудских фильмах этот трюк исполняют притаившиеся на заднем сиденье грабители, наемные убийцы, ожившие мертвецы и прочие несимпатичные личности. Для положительной героини, каковой я уверенно ощущаю себя, такие действия нетипичны, но я отказываюсь от мысли придушить Валентина вовсе не потому, что боюсь испортить амплуа или карму.
К сожалению, Валентин и в самом деле не дурак. Прежде чем сесть за руль, он окончательно лишает меня свободы действий, пристегнув ремнем.
«Ну, все, – сдаются мои внутренний голос и воображение. – Теперь только молиться».
Я готова воззвать к высшим силам, но сначала должна еще кое-что узнать у низкой твари, которая устраивается за рулем:
– Что ты сделал с собакой?
– Ничего плохого, – Валентин поворачивает ключ в замке зажигания. – Развязал! Цела твоя собака и невредима.
Это немного успокаивает.
– А со мной что будет?
– Кто знает… – Валентин ловит мой взгляд в зеркале и подмигивает. – Жизнь покажет! Поглядим.
