— Но это имя позднее вычеркнуто, — продолжал старик, — на место его 5 число октября внесено другое. Стало быть, корабль отплыл без мистера Дэррелля.
Живой румянец исчез с лица Элинор, его сменила смертельная бледность. Она пошатнулась, сделала несколько шагов по направлению к столу, протянула к нему руки, как будто с целью взять у маклера книгу и прочитать самой, что в нее было внесено, но на полдороге от своего стула к столу силы ей изменили и она упала бы, если б Ричард, бросив шляпу на пол, не успел поддержать ее.
— Боже мой! — вскричал маклер. — Скорей, стакан воды, Джервис! Как это жалко, право, очень жалко! Неверный любовник, я полагаю, или, может быть, брат — эти случаи у нас повторяются часто, уверяю вас. Имей я дар, которым наделены некоторые из вас молодых людей, я мог бы составить с полдюжины романов из материалов этой конторы.
Писарь возвратился со стаканом воды: жидкость эта была довольно мутного свойства, но несколько капель ее, пропущенных сквозь губы Элинор, привели ее в чувство. Она подняла голову с гордой уверенностью королевы и посмотрела на сострадательного маклера со странною улыбкою. Она слышала его предположение о любовниках и братьях. Как далеко его простодушные догадки были от горькой истины!
Она встала со своего стула и протянула ему руку, на лице ее выражалась неустрашимость. Она походила на новую, прекрасную Жанну д‘Арк, готовую опоясать меч на защиту короля и родины.
— Очень вам благодарна, сэр, — сказала она, — за услугу, которую вы мне оказали. Мой отец был человек старый, старее вас, сэр, и он умер жестокой смертью. Я надеюсь, что ваша обязательность поможет мне отомстить за него.
Глава ХХIII. ПРИНЯТОЕ НАМЕРЕНИЕ
Ланцелот Дэррелль не отправлялся в Калькутту на корабле «Принцесса Алиса». Когда вопрос этот приведен был в ясность, Ричард Торнтон напрасно представлял всевозможные доводы против внезапного убеждения, непоколебимой уверенности, овладевшими душою Элинор относительно тождества между человеком, который обыграл ее отца в экартэ, и единственным сыном мистрис Дэррелль.
— Я говорю вам, Ричард, — сказала она однажды в ответ на убеждения живописца, — только одно положительное доказательство о пребывании Ланцелота Дэррелля в Индии во время смерти моего отца поколебало бы мысль, поразившую меня в день моего отъезда из Беркшира. Он не был в Индии в то время. Он обманывал мать и друзей: он оставался в Европе и вел, без сомнения, праздную и разгульную жизнь. Не получая денег от матери, не имея профессии, которою он мог бы зарабатывать средства к жизни, не ожидая помощи ни от кого, он должен был прибегать к низким способам приобретения. Он отправился в Париж, что может быть вероятнее, в Париж, рай мошенников, говорили вы мне — Ричард: он мог принять чужое имя, что может быть правдоподобнее? Да что и говорить, он там был! Человек, которого я видела на бульваре, и тот, которого я видела на улице Уиндзора — одно и то же лицо. Ничем вы не можете поколебать моего твердого убеждения, Ричард, потому что оно основано на истине. Доказать, что это истина, будет целью моей жизни.
— К чему же это поведет, Элинор? — спросил мистер Торнтон с серьезным выражением лица, — Положим, вам и удастся доказатк, но какими жертвами вы этого достигнете: для подобного розыска вы должны погубить вашу жизнь, вашу молодость, тратить женственность души, исказить вашу натуру и превратиться из невинной, доверчивой девушки в сыщика. Положим, что вы пожертвуете собой, но вы не подозреваете, моя милая, сколько унизительной лжи, презренного обмана, сколько преднамеренной подлости предстоит вам, когда вы ступите на эту извилистую тропу. И что ж выйдет из этого? Какую пользу вы принесете? Какой цели добьетесь? Ближе ли вы будете к исполнению клятвы, произнесенной вами на Архиепископской улице?
— Что вы этим хотите сказать, Ричард?
— То, что, доказав вину этого человека, вы нисколько не отомстите еще ему за смерть отца, ни вы, ни закон не имеете власти наказать его. Так как с тех пор прошло уже столько лет, то нельзя доказать более ничего, кроме того, что он играл с вашим отцом в экартэ, в отдельной комнате кофейной, и обыграл его. Он только засмеялся бы вам прямо в лицо, моя бедная Нелли, если бы вы предъявили против него подобное обвинение.
— Если я только успею доказать то, в чем так твердо уверена, как будто оно основано на самых неопровержимых фактах, то я знаю, как наказать Ланцелота Дэррелля, — возразила Элинор.
— А вы знаете, как наказать его?
— Да, его дядя — т. е. дядя его матери — Морис де-Креспиньи был лучшим другом моего отца. Мне незачем повторять вам то, о чем вы часто слышали от самого моего покойного отца. Ланцелот Дэррелль надеется получить состояние старика и будет его наследником, если мистер де-Креспиньи не оставит завещания. Если же мне удастся доказать старику, что мой отец умер печальной, преждевременной смертью вследствие низкого обмана его племянника, то Ланцелот никогда не наследует от него ни полшиллинга. Я знаю, с каким жадным нетерпением мистер Дэррелль, не смотря на выказываемое им равнодушие, ожидает этого богатства.
— И вы решились бы это сделать, Элинор! — вскричал Ричард, смотря с ужасом на свою собеседницу, — вы выдали бы тайну молодости этого человека его дяде и тем причинили бы его разорение и гибель?
— Я сделала бы то, в чем поклялась на Архиепископской улице. Я отомстила бы за смерть моего отца. В последних словах, написанных мне моим несчастным отцом, заключалась эта просьба. Этих слов я не забывала никогда. В событиях той ночи могла скрываться еще более низкая измена, чем вы или я подозреваем. Ланцелот знал, кто мой отец, он знал и дружбу между ним и мистером де-Креспиньи. Быть может, он старался подстрекнуть бедного старика к последнему отчаянному поступку. Как знать, не с намерением ли он обыграл его, чтоб отстранить от своего пути друга дяди? О, Боже! Ричард, если бы я знала это…
Девушка вскочила с внезапным порывом бешенства, с сжатыми кулаками и сверкающим взором.
— Если б я знала, что его презренная низость заходила далее пределов желания обыграть моего отца из-за денег, я убила бы его собственной рукой также свободно и не колеблясь ни минуты, как теперь поднимаю руку.
И при этих словах она судорожно подняла кверху сжатую руку, как будто в подтверждение клятвы, данной ею в душе. Потом, повернувшись быстро к Ричарду, она сказала умоляющим голосом:
— Это невозможно, Ричард… не мог же он быть до такой степени низок. Он держал мою руку в своих руках только несколько дней тому назад. Я бы отсекла ее, если б знала, что Ланцелот Дэррелль помышлял на жизнь моего отца.
— Но вы не можете этого предполагать, моя милая Элинор, — отвечал Ричард с серьезным убеждением — Мог ли он знать вперед, что ваш отец примет так горячо свой проигрыш. Никто из нас не рассчитывает вперед последствий, своих проступков. Если он и обыграл вашего отца обманом, то, вероятно, сделал это, нуждаясь в деньгах. Ради Бога, Нелли, предайте в руки Провидения и этого человека и его проступок. Будущее для нас не чистый лист бумаги, на котором мы по желанию можем написать то, что нам вздумается, это хартия, исполненная чудес и начертанная божественной непогрешимой рукой. Ланцелот Дэррелль не уйдет от наказания. «Тверда моя вера в силу времени», — так говорит поэт. Предоставьте же этого человека времени — и Провидению.
