— Полагаю, что надо, — проворчал Ланцелот сердито.
— Полагаете? Еще бы! — прошептал француз с постоянным пренебрежением в выражении. — Мы зашли так далеко и наделали так много обещаний, что, полагаю, отступать-то уже нельзя. Как это похоже на вас, англичан, которые всегда готовы струсить в последнюю минуту, когда наступает настоящая пора действовать! Вы храбры и велики до тех пор, пока можете громко кричать о своей чести, о своем мужестве и великодушии, когда барабаны бьют, знамена развеваются и целый мир смотрит на вас и удивляется вам, но когда приходит минута действовать с некоторыми затруднениями, немножко рисковать чем-нибудь — так вам сейчас и страшно и поглядываете вы в сторону, как бы тягу дать! Право, всякое терпение с вами лопнет. Вы великая нация, но вы никогда не произвели великого самозванца. Ваши Перкины-Уарбеки, ваши претенденты Стюарты, все они похожи друг на друга. Они едут в гору с десятками тысяч людей, а как въедут на гору, то ничего лучшего не могут придумать, как скорее удирать опять с горы.
При этом он произнес выразительную клятву, как бы в подтверждение своих слов. Не надо, однако, думать, что опытный француз мог бы разглагольствовать по пустому в такую критическую минуту — нет! — он хорошо знал Ланцелота и потому понимал, что ничем нельзя подтолкнуть его к действию как насмешкой. Гордость молодого англичанина возмутилась от оскорбительного пренебрежения француза.
— Что мне надо делать? — спросил он.
— Влезть в эту комнату и поискать ключи старого деда. Я сам бы это сделал и, верно, получше бы вас справился, да боюсь, как бы эта старуха не проснулась, а то она, пожалуй, криком своим поднимет на ноги весь дом. Беды пе будет, если она увидит вас — расскажите ей только чувствительную историю о вашем пламенном желании увидеть в последний раз вашего деда и благодетеля, что удовлетворит ее и сомкнет ей уста. Вы должны отыскать ключи, мистер Роберт Ланц… виноват, Ланцелот Дэррелль! Не тотчас отвечал молодой англичанин на эту речь. Он все стоял у окна, держа в руках приподнятую решетку, и по движению решетки Элинор могла заметить, как дрожала его рука.
— Не могу, не могу, Бурдон! — проговорил он, едва переводя дыхание, — право, не могу! Как! Я должен подойти к постели, где лежит покойник, и украсть у него ключи? Но ведь это святотатство!.. Не могу! Не могу!..
Путешествующий приказчик пожал плечами, так высоко подняв их, что, казалось, он не мог уже опустить их когда-нибудь пониже.
— Прекрасно! — сказал он, — Кончено. Живи и умри в нищете, господин Дэррелль, только никогда уже не зови меня на помощь для совершения великих дел. Спокойной ночи!
Француз сделал вид, как будто уходит, но так медленно, что Ланцелот успел одуматься.
— Погодите Бурдон! — прошептал он, — не поступайте опрометчиво. Если вы действительно намерены помогать мне в этом деле, то имейте терпение. Разумеется, я все сделаю что надо, как бы ни было это неприятно. У меня нет особых причин питать благоговение к покойнику: он любил меня не настолько, чтобы мне надо было чересчур деликатничать с ним. Я влезу туда и поищу ключи.
С этими словами Дэррелль поднял решетку и положил уже руку на окно, но француз остановил его.
— Что вы хотите делать? — спросил он.
— Пойти за ключами.
— Но не этой дорогой! Если откроем это окно, то холодный воздух ворвется в комнату и тотчас разбудит старуху… как вы ее там называете, мистрис Джепкот. Нет, вы должны снять сапоги и перелезть через окно из другой комнаты. Видно, что эти комнаты пусты. Пойдем со мною.
Друзья отошли прочь, передвигаясь к окнам гостиной. Элинор перешла к оставленному ими окну и, приподняв ту же решетку стала смотреть в комнату, где лежал покойник. Ключница сидела на покойном кресле у ярко горевшего камина, очевидно было, что она очень утомилась. Голова ее склонилась на мягкую спинку кресла и ровное громкое храпенье достаточно доказывало ее крепкий сон. Огромные занавеси из темно- зеленого шелка были задернуты вокруг кровати, толстая восковая свеча в старинном серебряном подсвечнике горела на столе у самой кровати, две стеариновые свечи в медных подсвечниках, без сомнения, принесенные ключницей из своей комнаты, стояли на большом столе у камина.
Ничего еще не было тронуто с места в комнате покойника. Старые девы считали это за особенное достоинство со своей стороны.
— Мы ни до чего не станем дотрагиваться, — сказала мисс Лавиния, красноречивейшая из сестер, — мы не будем переставлять вещи в комнатах нашего любезного дядюшки. Джепкот, мы вам предоставляем обязанность наблюдать за всем в комнатах покойного вашего господина, все остается на вашей ответственности и вы не должны пи до чего дотрагиваться. Смотрите же, чтобы даже носовой платок лежал на месте до самого приезда писаря мистера Лауфорда из Уиндзора.
Вследствие этого распоряжения, в комнате все оставалось на месте в том же порядке, как было до смерти Мориса де-Креспиньи. Опытная сиделка, исполнив печальный долг, удалилась, ее утомленное тело требовало успокоения. Глаза покойника были закрыты навеки, занавес опущен — псе кончено.
На столе у кровати в беспорядке лежали очки, открытая библия, пузырьки с лекарствами, кошелек, костяной нож и ключи, никто не прикасался к этим вещам. Страстно хотелось обеим племянницам узнать содержание духовной, но ни одной из них и в голову не приходила мысль получить это сведение посредством незаконных мер. Обе сестры были предобросовестные особы, которые по воскресеньям посещали церковь по три раза в день и с ужасом отступали перед мыслью о нарушении закона.
Приподняв немного решетку и наклонившись к окну, Элинор смотрела в освещенную комнату, в ожидании, когда появится Ланцелот Дэррелль.
Большая четырехугольная кровать стояла напротив окна, направо была дверь. Прошло минут пять, прежде чем совершилось появление непрошенных гостей. Наконец дверь тихо отворилась и Ланцелот прокрался в спальную.
Лицо его было покрыто смертельной бледностью, все тело сильно дрожало. В первую минуту он смотрел бессмысленными глазами, как будто окаменевший от страха. Потом он вынул из кармана платок и вытер холодный пот, выступивший у него на лбу и все так же бессмысленно озираясь направо и налево.
Но вот в полуотворенную дверь просунулась голова француза, и жирная маленькая рука протянулась по направлению к столу у кровати покойника и тихий шепот Бурдона раздался в комнате:
— Вот — стол — стол прямо пред вами.
Следуя указанию, молодой человек дрожащими руками стал ошупывать вещи, беспорядочно лежавшие на столе. Недолго пришлось ему искать: ключи лежали под одним из платков. Они звякнули, когда Ланцелот коснулся их, и мистрис Джепкот пошевелилась, но глаза ее не открывались.
— Назад! Назад! — шептал француз, видя, что Ланцелот стоял с ключами в руках, как бы окаменевший от ужаса, что его цель достигнута. Повинуясь Бурдону, он поспешно ушел из спальной. По наущению своего сообщника, он скинул сапоги и его ноги, оставаясь в одних чулках, не производили ни малейшего шороха на мягком ковре. «Что он будет делать с ключами? — думала Элинор. — Если ему известно содержание духовной, как думает Ричард, то на что ему ключи?»
