Мистер Слогуд скомкал свое поучение, уместив последние шестнадцать пунктов менее чем в шестнадцати фразах, и удалился с кафедры. Он подошел к обладателю светло-русых усов и с почтительным видом последовал за ним к выходу из часовни.
— Вот как вы развлекаетесь, мистер… — обратился к нему изящный господин.
— Слогуд, милостивый государь! — произнес оратор.
— Слогуд. Хорошо. Новое имя и новое занятие. Вы недаром читали в Лисльвуде книги духовнонравственного содержания. Ваша проповедь была весьма интересной… Много ли вам платят?
— Довольно мало, милостивый государь, но вместе с небольшим вспомоществованием, которое…
— …вы получаете от вашего брата, не так ли, мистер Слогуд? Будьте же так добры, запомните: я не хочу знать ничего относительно ваших доходов и доходов: получаете ли вы тридцать тысяч фунтов стерлингов или тридцать шиллингов, меня это не касается.
— Вы довольно суровы к людям, господин майор, — проворчал Слогуд, глядя в устремленные на него проницательные голубые глаза.
— Я суров к людям, мой добрый Слогуд, — повторил майор. — Да ведь мне нет до вас ни малейшего дела!.. Я даже не знаком с вами. Если вы завтра сядете на скамью свидетелей, что вы можете рассказать обо мне? Ничего, мистер Джозеф… то есть мистер Слогуд… Я еще никогда не изменял своим принципам. Все мои связи с прошлым ограничиваются вопросом, который я задаю себе мысленно: «Что может рассказать обо мне этот человек, если он попадет на скамью свидетелей? Ничего! Ну так мне и бояться нечего!» А теперь, мой достойный друг, мне бы очень хотелось видеть вашего сына. Мой камердинер Соломон уверяет меня, что он прелестный мальчик. Идемте все к нему!
— Вы хотите… — нерешительно произнес мистер Слогуд и с тревогой взглянул на майора.
— Да, хочу его видеть… Не придавайте такого значения самым простым словам!.. Повторяю вам только: покажите мне сына!
Мистер Слогуд поклонился и, войдя в маленький домик, стоявший в этом же переулке, провел майора в гостиную. Белокурая женщина с истомленным лицом готовила чай на столе у окна.
— Он наверху, майор, — сказал Слогуд. — Я держу его в совершенном удалении от света согласно приказаниям, полученным от вас.
— Не моих, прошу вас помнить это, я тут совершенно ни при чем.
Мистер Слогуд промолчал, но пока оба они поднимались по лестнице, его кошачьи глаза смотрели на майора с самым свирепым выражением.
У окна, за столиком сидел молодой человек. Он держал в руках какую-то газету и рассеянно смотрел через нее на двор, где веселились дети. На столе валялись окурки папирос и груда объявлений, порванных и засаленных. На камине лежала колода карт, коробка с домино, несколько помятых театральных афиш и пара когда-то белых лайковых перчаток. Молодой человек даже не пошевелился, увидев мистера Слогуда, и лишь в досадой произнес:
— Это вы? Вы сами пришли теперь сюда и, конечно, позволите мне выйти из этой клетки, где просто задыхаешься от пыли и жары!
Мистер Слогуд хотел сказать что-то в ответ, но майор опередил его.
— Милый мой молодой друг, — быстро сказал он, — здесь с вами обращаются чрезвычайно дурно.
Милый молодой друг проворно вскочил с места. Его бледное болезненное лицо оживилось.
— Наконец-то вы явились! — воскликнул он радостно. — Мне опротивело сидеть в этой тюрьме! Мне опостылели и эти уловки, и эта таинственность… Кто я или что я? Что за разница между мною и другими людьми?
Щеки его покрылись болезненным румянцем, зрачки расширились, а бледные тонкие губы нервно подергивались. Майор Варней смотрел на него улыбаясь и думал: «Соломон — человек глубоко проницательный… Альфред Соломон — великий человек!»
— Ну что? — продолжал юноша. — Не можете ли вы наконец объяснить, кто я такой и что скрывается за всей этой таинственностью?
— Садитесь, милый мой! — мягко сказал майор.
Молодой человек сел рядом с ним. Мистер Слогуд, неподвижно стоявший у двери, смотрел на них с полным недоумением.
— Вы спрашиваете меня, — начал майор Варней, дружелюбно взяв в свои ладони руки молодого затворника, — вы спрашиваете: кто вы, что вы и что все это значит? Милое дитя, эти вопросы чрезвычайно важны, и я еще не в состоянии ответить вам на них; но я всеми силами ищу возможность скорее удовлетворить ваше любопытство. Солнце блеснет не скоро, но заря уже занимается! Да, мой молодой друг, мне кажется, что она занимается!
— К черту зарю, — с досадой проговорил молодой человек. — Почему вы не даете мне прямых объяснений? Почему мне не хотят ответить ни на один мой вопрос? Этот, — он указал на Слогуда, — никогда ничего мне не говорит. К чему играть словами, к чему увертки и мистификация? Если мне иной раз вздумается спросить что-нибудь у того жида, что появляется у нас довольно часто (а я люблю его; это хороший малый), то и он отвечает так же уклончиво; вы все точно сговорились держать меня во мраке полнейшего неведения… Все! — повторил он в бешенстве.
Майор нежно поглаживал его бледную руку.
— Исключая меня, исключая меня, дорогое дитя, — успокоил он юношу, — я никогда не принимал участия ни в каком заговоре. Разве это возможно для меня? Но, я не ошибаюсь, мы напали на след одного заговорщика, и я употреблю все усилия, чтобы уличить его.
Слогуд сделал движение, будто хотел что-то сказать в ответ, но майор устремил на него свои блестящие глаза с таким выражением, что слова замерли у него на губах.
— Посмотрите на этого человека, мой друг! — продолжал майор, указав на Слогуда. — Вообразите себе: некогда он совершил преступление, которое не только отразилось губительно на вашей бедной молодости, но омрачило счастье еще одной особы, которой вы были чрезвычайно дороги; далее представьте себе, что я из сострадания к упомянутой особе решил раскрыть заговор, невинной жертвой которого вы стали.
В течение этого монолога майор не выпускал руки бледного юноши и не сводил с мистера Слогуда глубокого и пристального взгляда. Лицо бывшего сторожа могло бы послужить интересным примером для физиономиста: на нем отображались, сменяя друг друга, страх, злоба, изумление и бешенство. Когда же Гранвиль Варней закончил свою речь, он воскликнул запальчиво:
— Не говорите больше ничего! Это недоразумение, я должен объясниться!
Однако майор в ту же минуту охладил эту вспышку выразительным жестом, при этом его прекрасно очерченные губы чуть слышно прошептали имя Джозефа Бирда. Мистер Слогуд ушел в другой конец комнаты и, сев на кровать, принялся читать Библию. Молодой человек наблюдал за всем этим, дрожа от нетерпения. Схватив руку Варнея, он порывисто воскликнул:
— Что это за заговор? Расскажите! Да отвечайте же!
— Нет, дитя, вы должны вооружиться терпением, — сказал ему майор. — Доверьтесь мне! Я ваш друг и спаситель. От меня зависит, получите ли вы имя и большое богатство, больше того: я могу вернуть вам даже любовь и ласки матери… Я сделаю все, что только мне по силам, чтобы открыть эту тайну. Если окажется, что надо подкупить этого человека, я подкуплю его! Я не буду скупиться. Я далек от мысли укорять кого бы то ни было; я хочу исключительно знать голую правду. Но для этого нужно терпение… Верите ли вы мне, дорогое дитя?
