Книга Тайна индийских офицеров, страница 47. Автор книги Мэри Элизабет Брэддон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тайна индийских офицеров»

Cтраница 47

— Да, уже двенадцать лет.

— А где вы были прежде?

— Я жил на морском берегу, в каком-то тихом местечке вдвое меньше Бельминстера. Помню, что там было очень мало домов и много высоких скал, теснившихся у бурного моря.

— Но вы помните название местечка?

— Нет, я, кажется, даже и не слышал его. Оно, вероятно, далеко отсюда, так как меня везли от него до Бельминстера ровно сутки. Я там не видел никого, кроме навещавшего меня иногда моего дяди Джоржа да еще старой женщины по имени Мэгвей, ходившей за мной во время болезни.

— Вы были больны?

— Да, но не очень сильно: у меня только часто болела голова.

— Но скажите, — расспрашивала Бланш, — вы приехали в Бельминстер в десятилетнем возрасте, на морском берегу провели не менее двух или трех лет — следовательно, вас привезли туда семи или, быть может, восьмилетним ребенком. Неужели вы не помните, что было с вами до этого?

— О нет… нет! — воскликнул молодой человек с выражением ужаса, который заметил и Вальтер Реморден, когда задал ему подобный вопрос. — Я ничего не помню о моем раннем детстве… Только фантазии, только глупые бредни, и больше ничего!

— А какого же рода были эти фантазии, мистер Саундерс? — спросила его Бланш, в высшей степени заинтересованная рассказом Ричарда.

— О, не спрашивайте меня о них! — сказал он. — Я поклялся не говорить об этом никому!

— Вы поклялись? Кому же?

— Дяде Джоржу. Он уверил меня, что я могу избежать сумасшествия лишь тогда, когда перестану вспоминать об этом. По его словам, мозг мой был отуманен дикими и странными идеями, и от меня зависело, смогу ли я полностью излечиться или сойду с ума. Он объяснил мне это за день до нашего переезда в Бельминстер. Я понял его слова, хотя был еще ребенком. Он заставил меня повторить за ним клятву не вспоминать фантазии, засевшие у меня в голове.

— И теперь, когда вы стали взрослым, вам все еще кажется, что ваш дядя был прав, назвав ваши идеи нелепыми иллюзиями?

— Я поклялся не говорить о них. Умоляю вас не расспрашивать меня!

— Еще одно слово. Вы, конечно, помните ваших друзей, родных — отца, мать?..

— Мать!.. О! Сжальтесь, мисс Бланш! Умоляю вас именем Бога не говорить о моей матери!

Молодой человек замахал руками и повалился на землю.

Бланш встала на колени и попыталась приподнять его голову, но он прятал лицо в траву и восклицал, рыдая судорожно и отрывисто:

— Моя бедная… добрая, нежная мать!.. Она существовала только в моей фантазии… и была сновидением… как и все остальное!..

XXVI
СТРАННАЯ БОЛЕЗНЬ

Рахиль Арнольд долго страдала от раны, нанесенной ей кулаком баронета. Усталость, лишения, волнения, дурное обращение и вечные заботы истощили последние силы этой несчастной, и она несколько недель находилась между жизнью и смертью, лежа в одной из верхних комнат Лисльвудского замка. Леди Лисль приказала сделать все для ее излечения и окружила ее заботливым уходом, но доктор сомневался в ее выздоровлении.

— Она очень слаба, миледи, — сказал он леди Лисль, — силы ее надорваны тяжелой работой. Я уверен, что бедная женщина вынесла много горя. Я помню ее, когда она еще жила со своим мужем в сторожке, а сын ее, который был похож так на сэра Руперта, играл возле решетки парка.

— Он умер от горячки! — заметила Оливия.

— Верно, верно, дорогая леди Лисль, он был такой же тщедушный, как и его мать. Меня ничуть не удивляет это известие! Однако пойду к больной…

Бедняжка ослабла и телом, и душою, беды повлияло и на ее рассудок.

Сэр Руперт не протестовал против пребывания в замке Рахили Арнольд. Казалось, отчасти он даже беспокоится о ее состоянии. Он ежедневно осведомлялся о ней со свойственной ему осторожностью — очевидно, это и в самом деле его интересовало.

— Лучше ли ей? — спрашивал он. — Не бредит ли она? Отвечайте скорее!

— Нет, — говорили ему.

— Спокойна ли она? — продолжал баронет.

— Совершено спокойна; она в полном сознании.

— О чем же она говорит?

— Она так слаба, что говорить ей трудно и почти невозможно.

Такие ответы удовлетворяли его, но на следующее утро он вновь задавал те же вопросы, с той же осторожностью и с тем же плохо скрытым, но живым любопытством. Между тем ничто не могло убедить его, сколь ни беспокоился он о ее положении, войти в ее комнату, хотя она каждый день посылала за ним с просьбой прийти к ней хоть на несколько минут, чтобы она могла взглянуть на него, подержать его руку, вспомнить те дни, в которые маленьким, болезненным ребенком она держала его на коленях, и попросить прощение за то, что она решилась прибыть в Лисльвуд сейчас, когда он находится на вершине богатства и земного блаженства. Эти мольбы могли бы смягчить холодный камень, но не Руперта Лисля.

Ему вовсе не хочется скучать у постели больной, оправдывался он. Почем знать, может, болезнь заразительная? Он даже убежден, что она заразительная — какая-нибудь злокачественная, опасная горячка, схваченная на корабле. Было бы очень странно, если бы ему, баронету и первому богачу во всем графстве, пришлось умереть от горячки, заразившись от ничтожной служанки! Она должна благодарить Создателя, что попала к таким гуманным господам! Пусть довольствуется этим нежданным счастьем!

Других утешений Рахиль от сэра Руперта Лисля не дождалась.

Майор Варней, полневший по мере того, как время оставляло все более заметный след на его волосах, не дерзая, впрочем, превращать их в седину, снова взял верх в Лисльвуде. После сцены в бильярдной он принял скипетр власти с таким невозмутимым и величавым спокойствием, как будто никогда не выпускал его из рук. Баронет занял свое прежнее положение в доме и вернулся к прежним привычкам; должно быть, он надеялся найти союзника в лице своей жены, но Оливия держалась в стороне от него, так что остался совершенно один и не мог сладить с майором. Он по-прежнему бросал взгляд на майора перед тем, как что-нибудь сказать; он по-прежнему следовал за ним, как верная собака, провинившаяся и только что подвергнувшаяся наказанию; он жил, по-видимому, по указке Гранвиля Варнея и для того, чтобы слепо исполнять его волю. Раз он заговорил со своим властителем о больной.

— Что мне делать? — начал он резким голосом. — Она надоедает мне своими просьбами, добивается свидания со мною, моего прощения и Бог знает чего еще. Я не хочу объясняться с нею, и вам это известно.

— Да, — отвечал майор. — Я прихожу в восторг, глядя на вашу руку и на ваше кольцо со сверкающим сапфиром. Вы отдали за него в Париже двадцать наполеондоров, и этим сапфиром вы рассекли губу Рахили Арнольд… Да, я вполне уверен, что вы не хотите объясняться с нею, с вашей прежней служанкой!

— Мне кажется, что вам не мешало бы придерживать язык, — злобно прошептал Руперт. — Вы извлекли из этого неприятного случая блистательные выгоды!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация