Впрочем, Роберт Одли, занятый своими мыслями, не думал об этом. Весь путь от Брюсселя до Вильбрюмьеза он и миледи ехали одни. За это время миледи не промолвила ни слова, за исключением единственного раза, когда дилижанс сделал короткую остановку и Роберт предложил миледи поесть. Сердце ее упало, когда Брюссель остался позади, потому что она рассчитывала, что ее вынужденное путешествие окончится здесь, а когда за окном потянулись унылые бельгийские равнины, она и вовсе впала в отчаяние.
Наконец дилижанс въехал во внутренний двор бывшего монастыря. Сейчас здесь располагалась мрачная гостиница. Леди Одли, с отвращением передернув плечами, сошла вниз.
Оставив миледи в кофейной комнате, Роберт, наняв экипаж, отправился в дальний конец тихого городка. Разыскав лечебницу, он предъявил там письмо доктора Мосгрейва, после чего началась утомительная процедура оформления, во время которой он обговорил множество условий и подписал множество документов.
В гостиницу он вернулся спустя два часа. Миледи сидела за столом, отрешенно глядя на тающие свечи. Рядом стояла нетронутая чашка кофе.
Роберт посадил женщину в экипаж и вновь занял место напротив.
— Можете вы сказать, наконец, куда вы меня везете? — с раздражением спросила миледи. — Мне надоело чувствовать себе ребенком, которого ставят в угол за плохое поведение! Куда вы меня везете?
— Туда, где у вас будет достаточно времени, чтобы раскаяться в своем прошлом, миссис Толбойз, — сурово ответил Роберт Одли.
Экипаж проехал три четверти мили и остановился у старинных ворот.
Кучер ударил в колокол, отворилась калитка, и на пороге появился пожилой сторож. Он молча взглянул на экипаж и тут же скрылся. Через три минуты он появился снова, отомкнул замок и, широко распахнув створки ворот, впустил экипаж на внутренний двор, вымощенный брусчаткой. Повозка, отчаянно тарахтя колесами, остановилась у парадных дверей серого каменного особняка. По сторонам его тянулись длинные ряды бесчисленных окон, многие из которых были тускло освещены и напоминали бледные глаза усталых часовых.
Миледи, притихшая и настороженная, вышла из экипажа. Она заметила, что одно из окон занавешено выцветшей красной тканью. Там, за занавесью, мелькала чья-то тень, и было видно, что человек все кружит и кружит по комнате, не находя себе места. Это была женщина в невообразимом головном уборе.
Внезапно миледи схватила Роберта за руку и указала на окно.
— Теперь я знаю, куда вы привезли меня, — сказала она. — Это СУМАСШЕДШИЙ ДОМ!
Роберт не стал ей отвечать. Поддерживая за локоть, он ввел ее в вестибюль особняка, а затем вручил письмо доктора Мосгрейва женщине средних лет, улыбчивой и опрятно одетой. Та, передав письмо слуге, пригласила Роберта и миледи в небольшую комнату, украшенную яркими занавесками янтарного цвета. Комнату согревал небольшой камин.
— Мадам, по-видимому, очень устала, — ласково промолвила женщина и указала миледи на кресло.
Миледи устало повела плечами и осмотрелась.
— Что это за место, Роберт Одли? — воскликнула она. — Долго вы еще будете обманывать меня? Это то, о чем я только что сказала?
— Это лечебница для душевнобольных, миледи, — ответил молодой человек. — Как видите, я не собираюсь вас обманывать.
— Лечебница для душевнобольных? — повторила миледи и нервно рассмеялась. — Красивое выражение! Но ведь это и есть сумасшедший дом! Ведь это дом для сумасшедших, не так ли, мадам? — спросила миледи, обращаясь к женщине.
— Ах, нет, зачем вы так? Здесь вам будет хорошо… — запротестовала было женщина, но в эту минуту, источая сладчайшую из улыбок, в комнату вошел главный врач. В руках у него было письмо доктора Мосгрейва.
— Очень, очень рад познакомиться! Сделаю все, что в моих силах. Конечно же, с удовольствием позаботимся о мадам… мадам…
Он выжидательно посмотрел на Роберта Одли, и тот впервые за все время подумал: лучше, если миледи будет находиться здесь под вымышленной фамилией.
Не так уж трудно было из великого множества фамилий назвать первую попавшуюся, но внезапно с Робертом Одли случилось нечто необъяснимое: в эту минуту память подсказала ему только две фамилии — друга и его собственную.
Доктор, по-видимому, понял, что молодой человек в затруднении и, не ожидая от него ответа, обратился к женщине, пробормотав ей что-то насчет № 14, бис. Женщина подошла к длинному ряду ключей, висевших над каминной доской, взяла нужные, затем вынула свечу из бра, висевшего в углу, зажгла ее и, пройдя с миледи и Робертом через зал, вымощенный каменными плитами, повела их по широкой деревянной лестнице.
Английский доктор написал своему бельгийскому коллеге, чтобы тот, принимая на свое попечение английскую леди, не стеснялся в расходах, и, когда доктор, последовавший за Робертом и миледи, открыл дверь, их взорам предстали величественные апартаменты: прихожая, вымощенная ромбами черного и белого мрамора, темная, как погреб; зал, украшенный унылыми бархатными драпировками — от них веяло тем похоронным великолепием, от которого вряд ли можно было воспрянуть духом; наконец, спальня, где стояла кровать, застеленная с такой тщательностью — нигде ни морщинки, ни щелочки, — что, казалось, покрывало невозможно откинуть, не вставив между ним и простыней перочинный нож.
Миледи угрюмо осмотрела комнаты, где ей предстояло жить; в тусклом свете свечи они выглядели особенно мрачно. Одинокий язычок пламени, бледный и прозрачный, замелькал разом во всех комнатах, отраженный всем, что сверкало и блестело: полированными полами и панелями, оконными стеклами и зеркалами.
Окруженная выцветшим бархатом и тусклой позолотой, женщина упала в кресло и закрыла лицо руками. Она замерла в безмолвном отчаянии, а Роберт и доктор, перейдя в другую комнату, продолжали разговор.
Доктор Мосгрейв столь изящно составил письмо, что Роберту осталось лишь повторить его содержание, опустив стилистические красоты. Затем он сказал:
— Мою подопечную зовут миссис Тейлор. Она моя дальняя родственница. Прошу обходиться с ней как можно мягче и предупредительней, но ни при каких обстоятельствах не отпускать ее из дому и тем более за территорию лечебницы, не дав в провожатые какого-нибудь надежного человека. Если ей понадобится протестантский священник, пригласите: ей есть в чем покаяться на исповеди.
Беседовали они не более четверти часа, затем молодой человек вернулся к миледи и шепнул ей на ухо:
— Запомните: вас зовут мадам Тейлор. Вряд ли вам хочется, чтобы здесь знали ваше настоящее имя.
Миледи покачала головой, но не отняла руки от лица.
— К мадам будет приставлен человек, обязанный выполнять любое ее желание, — сказал доктор и добавил: — Разумное желание, разумеется.
Он снова одарил Роберта и миледи сладчайшей из улыбок и хотел сказать еще что-то, но женщина, внезапно вскочив с места, воскликнула:
— Замолчите! Оставьте меня наедине с тем, кто привез меня сюда. Вон!
