Вначале оба они держались довольно сдержанно и церемонно, обсуждая лишь злоключения бедного Джорджа, но мало-помалу между ними возникло чувство душевной близости, и не прошло трех недель, как мисс Толбойз совершенно очаровала Роберта, начав ему выговаривать за бесцельную жизнь, которую он вел слишком долго, и за небрежение талантами и дарованиями, которые столь щедро отпустила ему природа.
Господи, как прекрасны были упреки из уст любимой! Как приятно было уничижать себя при ней и прикидываться смиренником! Сколь сладостны были намеки на то, что, если бы в его жизни появилась достойная цель, он не стал бы рассеянно блуждать по накатанным дорогам, но, не боясь препятствий, проторил бы новую — свою!
— Неужели вы полагаете, мисс Толбойз, — сокрушенно спрашивал он, — что я до пятидесяти лет буду читать французские романы и курить турецкий табак? Неужели вы не верите, что настанет день, когда мне опротивят пенковые трубки, наскучат французские романы, а жизнь с ее гнетущим однообразием надоест настолько, что я сам захочу изменить ее уклад?
Увы, Клара Толбойз не поняла истинного смысла сих меланхолических жалоб.
— Подумайте о благе ближних, — посоветовала она, — и займитесь своей профессией всерьез.
Роберт нахмурился: эти перспективы показались ему удручающими.
«Пока я буду заботиться о благе ближних, — подумал он, — она выскочит замуж за какого-нибудь неотесанного сквайра».
Пять недель прогостил молодой адвокат в семействе Толбойзов, не в силах разрушить чары неопределенности, а когда, почувствовав, что оставаться дольше просто неприлично, в одно прекрасное майское утро собрал чемодан и объявил о своем отъезде.
Мистер Харкурт Толбойз был не из тех, кто в подобных случаях выказывает горестное сожаление, но, обратившись к гостю с холодной приветливостью, которая должна была изображать высшую степень дружелюбия, он сказал:
— Мы хорошо провели время, мистер Одли. Рад, что ваше присутствие внесло в нашу тихую размеренную жизнь приятное оживление.
Роберт поклонился.
— Надеюсь, мы еще не однажды будем иметь честь принимать вас в нашем поместье, — с той же холодной приветливостью продолжал Харкурт Толбойз. — Здесь у нас чудесные места для охоты, и, если в следующий раз вы соблаговолите взять с собой ружье, фермеры, арендующие мою землю и мои угодья, отнесутся к вам с отменной вежливостью и должным пониманием.
Роберт поклонился еще раз.
— Спасибо, сэр, я и в самом деле люблю охотиться на куропаток, — сказал он и, не удержавшись, взглянул на Клару Толбойз.
Девушка покраснела и опустила глаза.
Для молодого адвоката это был последний день пребывания в земном раю. Впереди его ждала скучная череда дней, ночей, недель и месяцев, которая должна была продлиться до первого сентября, когда открывался охотничий сезон и когда уместно было появиться в Дорсетшире во второй раз. За это время молодые розовощекие сквайры и толстые сорокавосьмилетние вдовцы могли нанести ему, Роберту Одли, непоправимый ущерб. Неудивительно, что столь мрачные предчувствия ввергли его в совершенное отчаяние, и в то утро он был для мисс Толбойз плохим партнером для прогулок по дорожкам сада.
Но этот день миновал, как и всякий другой, солнце покатилось за горизонт, а мистер Харкурт Толбойз заперся у себя в библиотеке для юридического разбирательства какого-то дела в обществе адвоката и арендатора — и только тогда Роберт Одли преодолел свою печаль и у него стало чуть легче на душе.
Стоя у высокого окна гостиной, он наблюдал, как темнеет небо и с каждой минутой все ярче разгорается закат умирающего дня. Клара сидела рядом с ним, и он не мог не радоваться этому тихому уединению, хотя там, вдали, разглядел тень экспресса, который завтра утром должен умчать его в Лондон. Бог с ним, с прошлым, бог с ним, с будущим! Клара Толбойз сидела рядом, и только это имело значение и смысл.
Они и сегодня говорили о том, что всегда связывало их, — о Джордже. Пальцы девушки нервно вздрагивали; в ее глазах застыли слезы.
— Не могу, не хочу верить, что папа так легко смирился с исчезновением брата, ведь он любит — любит, мистер Одли! Будь я мужчиной, я бы сама поехала в Австралию, я бы нашла брата и вернула его домой. — И, помолчав, тихо добавила: — Если, конечно, он еще жив.
Она перевела взгляд на темнеющее небо.
— Может быть, мне отправиться на поиски вашего брата? — промолвил Роберт, дотрагиваясь до ее руки.
— Вам? — Клара подняла голову и сквозь слезы взглянула на него. — Вам, мистер Одли? Но разве вправе я ожидать от вас такой жертвы?
— А разве есть на свете жертва, какую бы я не принес ради вас, Клара? Разве есть такие моря и страны, куда бы я не отправился, зная, что награда за труды — ваша благодарность?
С минуту Клара молчала, не находя нужных слов, а потом сказала:
— Вы очень добрый и великодушный человек, мистер Одли. Но вы предлагаете так много, что мне вряд ли когда-нибудь удастся по достоинству отблагодарить вас. Нет, нет, это невозможно. По какому праву смогу я принять такую жертву?
— По праву моей любви к вам, Клара!
Роберт Одли упал на колени — получилось это, признаться, довольно неуклюже — и, припав к изящной нежной ручке, скрытой складками шелкового платья, осыпал ее страстными поцелуями.
— Я люблю вас, Клара, — сказал он, — я люблю вас. Можете позвать отца, можете сию же минуту выгнать меня из вашего дома. Делайте со мной, что хотите, я все равно люблю вас и буду любить, пока живу на свете, и, даже если вы скажете мне «нет», это ничего не изменит!
Клара высвободила маленькую ручку, но это был отнюдь не резкий, не сердитый жест, ибо в следующее мгновение та же ручка легко и трепетно легла на темные волосы Роберта.
— Клара, Клара! — умоляюще прошептал он. — Я поеду в Австралию, я разыщу вашего брата!
Ответа не последовало. К чему слова, когда ответ в глазах любимой?
— А может, поедем вместе, Клара? Поедем как муж и жена?
Мистер Харкурт Толбойз, зайдя в эту комнату четверть часа спустя, застал Роберта одного и вынужден был выслушать признание, удивившее его до чрезвычайности. Подобно всем самонадеянным людям, он совершенно не замечал того, что происходило у него под боком, и был искренне убежден, что именно его общество и спартанский уклад жизни сделали Дорсетшир привлекательным для гостя.
Увы, ему пришлось разочароваться, но разочарование он перенес удивительно легко, прямо-таки стоически, выразив спокойное удовлетворение по поводу того, что события повернулись именно таким, а не иным образом.
Когда, к всеобщему удовольствию, все было улажено, Роберт сказал:
— С вашего позволения, дорогой сэр, наше свадебное путешествие мы совершим в Австралию.
Это заявление смутило мистера Толбойза. Взор его затуманило нечто похожее на слезы, и он, смахнув это «нечто», крепко пожал руку будущему зятю.
