— И зачем тебя от ППС отмазали, — вздохнул Кузнецов, — лежал бы ты сейчас в «трезвяке» и кайфовал.
— Кстати, — вдруг вспомнил Казаков, — а где Романовский?
— Здра-а-авствуй, жопа, новый год! — протянул Кузнецов. — Его вчера заколбасили.
— Убили, что ли?!
— Ну да. Четверо громил. Одному я еще плечо прострелил, а другому по яйцам врезал, да так, что он теперь всю жизнь в церкви дискантом петь будет, — на одном дыхании выпалил Кузнецов.
— Ты, по-моему, тоже, — сказала Лена, совершая под одеялом какие-то пассы левой рукой.
— Ну… не знаю, — сказал Кузнецов, надувая щеки на манер сексуально озабоченной лягушки на болоте и с шумом выпуская воздух. — Каззаков, коззел!.. свали отсюда, уродец!
— Иди пиво жрать, — промурлыкала Бессонова, с встрепенувшейся надеждой поглядывая на Кузнецова.
— Иду, иду, — ворчливо пробурчал Казаков и фальшиво прогнусавил: — «Я з-за то люблю Иввана, шта-а-а — головушка кудррява…» Скучно, девушки, — сказал он на кухне пустым бутылкам. — А что, если…
Он погрузился в раздумье, тоскливо поглощая пиво — одну бутылку за другой. Его рефлекторные потуги были прерваны дикими воплями из зала, и в кухню опрометью вбежал голый Кузнецов с бутылкой пива и озлобленностью на лице.
— Вот мындррра! — проревел он гневно. — Вот су-у-ука!!
— А что такое? — невинно поинтересовался Казаков. — У тебя же, если мне не изменяет зрение, все заработало… Че за дела?
— Она, видите ли, передумала. Больше не хочу, говорит. Я говорю — ладно, черт с ним, давай тогда по-другому.
— А она что?
— Кайфолом, говорит, что-то зуб приболел к тому же! Зу-у-уб! Вот шалава!
— Ладно, утихомирься, Кузнецов.
— Какое там!.. Зуб!!! Вот…
— Ну, хорош! Пива на-ка выпей. Слушай анекдот в тему. Парень говорит девушке: «Давай трахаться!» — «Не могу, дорогой, у меня критические дни». — «Ну тогда давай анальный секс». — «Не могу, милый, у меня геморрой». — «Ну тогда давай в рот». — «Прости, не могу, любимый, зубы гнилые, больно будет». — Парень подумал и говорит: «Ладно, давай в нос!» — «В нос? Ну хорошо, давай. А это как?» — «А вот так!!!» — С этими словами Казаков нанес в направлении ухмыляющейся морды тезки сокрушительный, зубодробительный удар сбоку в челюсть. Кулак замер в воздухе за пару сантиметров до цели.
Кузнецов оглушительно захохотал, захлебываясь пивом.
— А если серьезно, — вдруг трезвым, осмысленным голосом проговорил Казаков, — давай найдем эту лабораторию.
Кузнецов поперхнулся смешком и пристально глянул на друга.
— Ты тоже об этом думал?
— Я только об этом и думал, как мне рассказали, — ответил тот.
— У меня была мысль. А как же насчет Ивановой?
— Да ну ее на хрен, сама потом спасибо скажет.
— Опасно, — проговорил Кузнецов, — у меня-то есть ствол, а вот ты…
— Ладно, тоже мне — Рембо во Вьетнаме! Отыщем этот сарай, а там посмотрим…
Кузнецов вышел из кухни, а через минуту вернулся уже одетый.
— Я сказал Ленке, что мы уходим искать эту халабуду. Она не стала спорить.
— С нами идти не хотела?
— Хотела. Я ей сказал — только попробуй, сам пристрелю, не дожидаясь лейсмановских ублюдков. К тому же, кто предупредит Иванову, если она вдруг придет сегодня? Ну Ленка поняла. Даже сказала, что, может, это и к лучшему, а то… — Кузнецов неопределенно махнул рукой.
— Ну мы и кретины, — задумчиво произнес Казаков, допивая бутылку пива и укладывая две оставшиеся в пакет, на коем красовалась реклама «Marlboro».
* * *
Нефтеперерабатывающий завод находился на самой окраине города. Его местоположение можно было определить издалека по устрашающего вида высоченным черным трубам. Когда-то, в годы счастливого брежневского правления, они, вероятно, бесперебойно чадили черным дымом отменных отравляющих и нервно-паралитических веществ. Ныне, с приостановкой производства, громадные сопла вяло курились серовато-синюшным дымом, тут же тающим в грязном тусклом воздухе, пахнущем гарью.
Завод был обнесен высокой бетонной стеной в трещинах и проломах. У самого крупного я остановила машину и, выйдя на свет божий, подошла к стене.
Пролом был слишком узок для нормального здорового мужика, но мне, пусть с некоторым усилием, удалось протиснуться внутрь. При этом максимально выпустила воздух из легких и все-таки больно прищемила грудь. Хорошо, наверно, какой-нибудь плоскодонной манекенщице, искренне позавидовала я.
Попав на территорию завода, я тут же наткнулась на огромную кучу перепачканного мазутом щебня.
Обогнув кучу, я увидела мрачного ремонтника, копавшегося у большого грязного котла с кипящими битумами.
— Простите, как я могу попасть в административный корпус? — спросила я. Он молча ткнул пальцем в направлении, где, по его мнению, я могла найти то, о чем спрашивала.
— Извините, а лабораторию по параметрам бензина где…
— Это там же, — буркнул он наконец что-то членораздельное.
— Это, наверно, новая лаборатория. А старая, такое серое двухэтажное здание?
— Какое еще серое двухэтажное? — недовольно промычал он. — Может, которое эти паразиты себе под мастерскую забрали?
— Какие паразиты?
— Которым нас за бесценок директора наши спихнули. Энтот… как его… фамилия такая черт-те… Они и главный корпус чуть ли не наполовину заняли. Я у них был однажды… случайно. Все в зеркалах, мрамор там… кресла. Бабы, ихние секретарши, почти голые ходют. Все купили, ска-а-ты! — протянул он. — А ты, кстати, хто такая будешь?
— Я журналистка из «Комсомольской правды», — бодро соврала я. — Хочу сделать материал о вашем заводе.
Ох, зачем я это сказала! Мужичонка отставил лопату, потер грязные мозолистые ладони и выдал речь на полчаса. Чего только я не услышала! «Фирмачи у нас ворують, деньги не плотют… Тувалет у них как хоромы, а мы… жрать ничего нету». В общем, чтоб «мине так жилося, как им сралося», резюмировал рабочий, который имел в виду, вероятно, шикарную отделку туалета в заводском филиале «Атланта-Росс».
— А вот вы говорили, что они в бывшем помещении заводской лаборатории устроили какие-то мастерские. Вы не были там?
— Может, не мастерские, шут их знает. Приезжали туда всякие «Мерседесы» и заезжали внутрь, как будто и нет никого. Вот я и подумал: можа, они их чинют тама, в мастерских-то энтих, стало быть.
— А давно они, фирмачи то есть, в этом здании, где лаборатория была?
— А хто их знает. Может, год, может, полтора, а то и все два. А! — вдруг оживился он. — Вспомнил фамилию ихнего главного. Ан-кут-ди-нов, — по слогам выговорил он. — Видел я его. Здоррровый, черт, под два метра, и в черном пальте длинном. Нерусский. Какой-то черножопый, верно. Вы про его пропишите обязательно!
