— А в лабораторию он приезжал?
— Как же, даже машину внутрь ставил. Хорошая у него машина, белая такая.
У Анкутдинова действительно для неофициальных поездок был большой шестисотый «Мерседес», классическое средство передвижения «новых русских». От фирмы он пользовался служебным черным «Роллс-Ройсом».
— Так вы были внутри этой лаборатории?
— Раньше бывал, конечно. А щас… когда эти стали… нет. Туда и не пустят. Там на входе постоянно два лысых амбала дежурят. С «пушками», гады.
— Так где она, вы говорите? Там? — показала я в сторону административного корпуса.
— Нее-е… Старая лаборатория в другой стороне. Пройди два цеха и… Да вон по той трубе иди.
— Прямо по трубе? — усмехнулась я.
— Да нет… По трубе смотри, где лаборатория, она рядом тама. Да ты увидишь сама, где че.
— Ага. Ну, спасибо вам.
— Да ничего. Если еще что, приходи, я завсегда.
* * *
…Лаборатория нашлась действительно очень скоро. Прямо от железных ворот в стене к ней вела новая асфальтовая дорога. Здание было неказистым, но вовсе не ветхим. В нескольких местах подштукатурено. Двери, добротные, железные, были явно новые, равно как и решетки на окнах. Причем, отметила я, решетки стояли и на окнах второго этажа.
— Интересно, — пробормотала я, подходя к железной двери и берясь за ручку, — очень интересно. — И я повернула ручку.
Дверь открылась.
«Тоже мне — секретная лаборатория», — подумала я, входя.
На входе возле большого деревянного стола сидел, вытянув ноги, молодой человек в камуфляжной форме. «Какое интеллигентное лицо, — подумала я. — Какой же это амбал?!»
— Добрый день, — вежливо сказал он, — я вас слушаю.
* * *
Кузнецов и Казаков не умели ничего делать без приключений — веселых и ненужных. Как выражался Кузнецов, «сами наживали себе геморрой на задницу». Весь путь их в глухомань, где находился искомый завод, был устлан подобными «геморроями». Сначала они едва не подрались с кондуктором в троллейбусе, поскольку на законное требование оплатить проезд Казаков стал корчить рожицы и придуриваться: «Вас ист дас — бьилэт? Я не говъорит по-рускы», а Кузнецов тупо гыгыкал и пил пиво. Затем Казаков повздорил с какой-то агрессивной старушкой и едва унес ноги от клюки, которой старушка орудовала не хуже иного Брюса Ли.
— Мы не сошлись по ряду этических вопросов, — изрек он на остановке, воздев к небу палец.
Именно на этой фразе его и взяли под белы рученьки служители ППС и повели к дожидавшемуся их «газику». Кузнецов вздохнул и направился к милицейской машине освобождать дружка. Мило титулуя сержанта ППС сначала «товарищем лейтенантом», а затем «товарищем старшим лейтенантом», Кузнецов заверил его в совершеннейшей трезвости задержанного, а также в том, что за ближайшим поворотом его дожидается распахнутая дверь теплого родного дома, где он, то бишь Казаков, мирно опочит.
На «товарище майоре» сержант махнул рукой и отпустил несчастного.
— И вот так каждый день, — ворчал Кузнецов, затаскивая сотоварища в автобус, который должен был довезти их прямо до места. — Хорошо, «мусор» классный попался, отпустил тебя, идиота.
— А у тебя на «пушку» есть «ксива», а, Костелло? — озадачил его Казаков. — Вот если б тебя обыскали?
— Да?.. — Кузнецов глубокомысленно потер ершистый затылок. — А в натуре…
— Ладны-ы… — протянул Казаков. — Будем считать, квиты.
— У нас еще есть аперитив черносмородиновый, — напомнил Кузнецов.
— О! Давай, открывай.
…Они вышли на конечной и начали диковато озираться вокруг.
— Н-да, заехали! — резюмировал Кузнецов. — Эй, братан, иди сюда!
Окликнутое им лицо мужеского полу отшатнулось и переменилось в этом самом лице.
— Ты знаешь, где здесь нефтеперерабатывающий… фу-у-у, выговорил… в общем, вот такой завод?..
— А, в-вот что? — слегка заикаясь и немного шепелявя, произнес пугливый субъект и осторожно приблизился.
Это был молодой человек примерно их возраста, обильно наделенный волосяным покровом. Длинные волосы произрастали на голове, спутанной гривою падали на спину, имелись они и на подбородке, по-козлиному завиваясь в бороденку вроде донкихотовской «эспаньолки», топорщились на щеках. На переносице сиротливо болтались очки с треснутым левым стеклом и, как ни странно, придавали этому экзотическому лицу некий налет интеллигентности и любознательности.
— Это м-можно, — сказал волосатик, — да вон он.
— Может, проводишь, а? А то мы че-то наглухо, — попросил Казаков. — Ты местный, да?
— Угу.
— Наверно, знаешь, как в завод пролезть, чтобы не через проходную?
— Эге.
— Накатишь? — Кузнецов протянул наполовину опорожненную бутылку аперитива.
— Ага, — удовлетворенно промычал тот и заглотил почти все содержимое бутылки одним махом.
— Не хило, — одобрил Кузнецов и протянул руку: — Костя.
— Хойчик, — ответил тот, пожимая кузнецовскую конечность.
— Я тоже Костя, — сказал Казаков, — только я Казаков, а он Кузнецов. А Хойчик — это погоняло, что ли?
— Да почти имя. Меня так все зовут, и вы зовите. А один знакомый польский еврей зовет меня Хоенц.
— Это на польский манер или на еврейский? — спросил Кузнецов.
— На п-польский, — ответил тот.
— Хоенц — это звучит гордо, — пробормотал Кузнецов, — так мы тебя и будем звать. Ну, пошли на завод.
— П-пошли, — ответил Хоенц. — А вам прямо внутрь надо?
— Ну да. Мы там ищем одну штучку.
— Что-нибудь насчет «Атланта-Росс»? — вдруг спросил тот.
Кузнецов и Казаков изумленно переглянулись.
— Да сейчас если кто на завод идет, то только насчет этого, — продолжал разглагольствовать Хоенц. — Да у меня там отец работает, в авторемонтной мастерской. Он сначала в лаборатории работал, там бензин проверяли, а потом «Атлант» переделал ее в контору по ремонту машин.
— Ла-бо-ра-то-ри-я? — по слогам проговорил Кузнецов и обернулся к Казакову: — Да это ж то, что нужно!
— Да ну?..
— А ну, веди, — сказал Хоенцу Кузнецов. — Вот тебе пиво, пей и веди.
Через двадцать минут троица оказалась перед уже знакомым нам серым двухэтажным зданием с решетками на окнах.
* * *
— Мне сказали, что это авторемонтная мастерская, — наудачу сказала я. — У меня сломалась машина.
— Я вижу, что вы не работаете ни на заводе, ни в местном филиале концерна «Атлант-Росс», которому принадлежит контрольный пакет акций завода, — уверенно проговорил вежливый охранник. На его лице, удивительно интеллигентном для человека его профессии, отразилось сожаление. — К несчастью, нашей автомастерской могут пользоваться только работники этих двух организаций.
