Глава 2
Звонок разбудил меня часов в восемь утра. Злобно ругаясь, я поползла к телефону.
— Я слушаю!
— Я хотел бы поговорить с Татьяной Ивановой, — произнес хрипловатый мужской голос.
— Да, это я.
— Вы действительно частный детектив?
— Если вы в этом сомневаетесь, зачем надо было звонить? — довольно нелюбезно переспросила я.
— Простите… Мне необходимо срочно встретиться с вами. Это очень важно и очень нужно. Меня зовут Владимир Андреевич Вишневский. Мой сын… — голос в трубке прервался каким-то нечленораздельным бульканьем.
— Вы отец Влада? — встревоженно произнесла я. — Что с ним? Говорите же!
— Приезжайте к нам немедленно. Прошу вас, он так хотел.
В голосе мужчины слышалась такая неподдельная боль, что я, похолодев, вытолкнула непослушными губами:
— Да, да, я приеду. Но что с ним?
— Он мертв.
— Как — мертв?
— Ради бога, не спрашивайте! Запишите адрес и приезжайте!
* * *
…Влад лежал на диване. Голова его, почему-то обвязанная пестрой старушечьей косынкой, мирно покоилась на подушке, и на первый взгляд могло показаться, что он спит, повернувшись лицом к стене.
Отец, высокий бородатый мужчина лет пятидесяти, держал себя достаточно сдержанно и с достоинством, несмотря на этот страшный удар.
Но его темные глаза смотрели в сторону, а губы нервно подергивались.
Я тронула Влада за плечо, словно пытаясь разбудить, и повернула его лицо вверх. На меня глянули не прикрытые веками мертвые стеклянные глаза. Черты лица были сильно искажены ужасом и злобой, словно кто-то жуткий и ненавистный наполнил собой последние мгновения жизни несчастного. Но слишком патологической показалась мне эта предсмертная маска ненависти.
— Он умер от передозировки какого-то сильнейшего психотропного препарата, — произнес Владимир Андреевич. — Все симптомы были налицо.
— Вы уверены?
— Татьяна, я профессиональный нарколог и не последний специалист в этой области. Я ручаюсь, что не ошибся.
— Почему у него на голове косынка?
— Я не мог смотреть на это, взгляните и завяжите снова.
Я сняла с головы Влада косынку, и пряди совершенно белых волос рассыпались по подушке.
— О, господи, он весь седой!
Вишневский молча завязал косынку на голове сына.
— Этот препарат неизвестен мне, — сказал он наконец. — Побочный эффект — поседение при передозировке — это что-то новое.
— Как он умер? Зачем вы позвали именно меня?
— Он пришел домой сегодня в четыре утра и упал на пороге, обхватив ладонями голову. Я включил свет и увидел седые волосы… Еще оставались черные пряди, но… он на глазах седел. Я схватил его, но сын отстранил меня и начал говорить:
— «Не надо, папа… со мной кончено… От перцептина нет спасения… лошадиная доза… Передай Тане Ивановой… пусть она сделает для меня это… не говори милиции… телефон в моей записной книжке… какой я дурак, они все обречены… да, ты знаешь, папа… светлячки исчезают с рассветом… все мы светлячки… скоро рассвет, выхода нет… это „Сплин“, папа… светлячки исчезают с рассветом… пусть Таня докопается до них… они сеют смерть, теперь я знаю… но светлячки исчезают с рассветом…» — это были последние его слова в сознании, — закончил Вишневский, — затем начался бред и агония. Он еще что-то пытался сказать… об Эйнштейне, просветлении, будто… об «Атланте»…
— «Атланте»?
— Да. Еще он три раза произнес фамилию «Светлов»… это его друг детства… и опять что-то о светлячках.
— Он говорил о Светлове?
— Да, о Светлове. Затем он затих и умер. Это произошло через сорок минут после его возвращения домой.
Я присела на краешек стула и сжала пальцами виски.
— Вы думаете, это убийство? — не меняя позы, спросила я.
— Да.
— Может ли здесь быть замешан Светлов?
— Леша Светлов? Что вы! Это же лучший друг Влада. Да я и сам знал Лешу, когда он еще пешком под стол ходил.
— Вы собираетесь заявить в милицию?
— Нет, там скажут — передозировка у вашего отпрыска. Я не хочу.
— Что должна делать я?
— Узнать правду обо всем этом. Я знаю, вы цените свои услуги недешево, но готов заплатить любые деньги — не за пределами разумного, конечно.
Я искоса посмотрела на спокойное лицо человека, потерявшего сына, и покачала головой.
— Влад не был мне чужой. Я возьму с вас вдвое меньше обычного, по сто долларов в день за расследование этого дела.
Потом я пристально глянула на Владимира Андреевича и, вынув из сумочки кости, показала их ему.
— Вы знаете, что это? Это мой метод расследования преступлений. Мой метод жизни. Люди живут так, как лягут кости, Владимир Андреевич.
— У кого-то лягут кости, а кто-то ляжет костьми, Таня, — печально ответил тот. — Так, как мой сын.
Я молча бросила их на пол.
Выпало 26+4+14.
— Это значит, что противники хотят подавить мою волю, — сказала я. — Есть вероятность, что кто-то, кого вы считаете другом, окажется предателем, господин Вишневский. Кажется, вы что-то говорили о дружбе между Владом и Светловым?
— Светлов никак не относится к вам, он не ваш друг.
— Именно это я и намерена выяснить в ближайшее время. Вы дадите мне его адрес?
* * *
Я зашла в лифт и нажала кнопку пятого этажа. Лифт со скрипом повлек меня наверх, наконец заскрежетал и остановился.
Я очутилась на лестничной площадке перед стальной черной дверью.
— Надеюсь, ты дома, Светлов, — буркнула я и нажала на звонок.
Не открывали долго. Наконец послышался звук отпираемого замка, лязг снятой цепочки, и дверь распахнулась. На пороге в шортах и майке стоял Светлов. Увидев меня, он удивленно поднял брови.
— Ты ко мне, что ли? Ну надо же.
— Нет, к твоему коту.
— Очень смешно. Ну, заходи, коли пришла. Тимка, кыс-кыс-кыс! К тебе пришли. Гляди, какая кошечка, Тимка!
— Да заткнись ты, идиот! — нервно сказала я. — Мне не до шуток, и тебе сейчас станет не до них.
— Пройди в мою комнату, — глупо ухмыляясь, произнес Светлов.
Комната его оказалась просторной и затемненной тяжелыми шторами. У окна располагался большой стол с компьютером, на столе валялись компакт-диски, бумажки и видеокассеты. В двух углах стояли колонки компакт-плейера, из которых невнятным бормотанием доносилась приглушенная музыка.
