Одно знаю точно — на работе об этом никто не должен знать. Если Катя почует, что со мной что-то не в порядке, то сразу донесет Льву Сергеичу. Проблемных барышень в ювелирном магазине не держат. Если кто-то оказывается под прицелом у криминала, лучше сразу писать заявление об уходе. А мне сейчас работу терять никак нельзя.
Так и есть. Катя тут же прицепилась.
— Что-то ты сегодня не в настроении?
— Не выспалась.
— А что так? Любовник что ли новый? Можно, наконец, поздравить?
— Не с чем поздравлять. Просто не спалось.
— Блондин? Брюнет? Сосед?
— Ну, я же сказала — просто бессонница.
— Знаем мы эту бессонницу. Тащите в дом кого попало и называете это безобразие личной жизнью. Я понимаю, конечно, — возраст. Последний шанс, так сказать. Вот скука-то!
Мне не хочется с ней препираться. Я отхожу к сейфу и начинаю молча выкладывать драгоценности. Но слова ее засели в мозгу. Кто знает, где я живу? Василий. Может, он на меня за что-то в обиде или хочет как-то обратить на себя внимание таким экстравагантным способом?
Тут же гоню от себя эту мысль. Как-то не вяжется погром с человеком, который всего несколько дней назад чинил мне проводку в ванной. И потом, он не способен на такое. А главное, его любит мой кот. Я-то могу ошибаться в людях, а у него чутье — будь здоров.
Звонок. Я слышу голос в трубке и чуть было не даю отбой. Только этого мне сейчас не хватало! Быстро нахожу укромный уголок, подальше от чужих ушей.
— Марина, я хотел бы извиниться за вчерашнее, — голос Павла даже как-то дребезжит от смущения. — Наверно, я виноват во всем. Я должен был сказать Ирине про камень. Но ей так хотелось иметь старинный изумруд, что я не стал ее расстраивать.
Опять он не хочет ее расстраивать. И почему я должна все это слушать? Нужно проститься и положить трубку. Но вместо этого я говорю:
— Мне очень жаль, что так получилось. Я надеюсь, вы все уладили с Ириной?
— Кстати, спасибо вам.
— За что?
— За то, что не стали афишировать наши отношения.
— А у нас что, наконец-то появились отношения?
— Нет, но мне хотелось бы, чтобы они появились.
Я не знаю, что нужно сделать с этим человеком, чтобы поколебать его железобетонную уверенность в себе. Мне хочется держаться подальше и от него, и от его нервной подруги. И я вдруг выпаливаю:
— А Ирина говорила вам, что мы знакомы много лет? Вернее, работали вместе в молодости?
Я просто физически ощущаю, что Павел в шоке. Он молчит, переваривая информацию.
— Вы, наверно, теперь не захотите со мной встречаться?
В его голосе такая неподдельная грусть, что я смягчаюсь.
— Мне просто не хотелось бы, чтобы у вас снова возникли проблемы с вашей невестой.
— Она мне не невеста. Я же говорил, у нас еще ничего не решено.
— Она мне говорила совсем другое.
В голосе Павла снова бархат самодовольства:
— Ну, вы знаете, у женщин воображение всегда опережает действительность, особенно когда речь идет о замужестве.
Я, конечно, не испытываю теплых чувств к Ирине, но за женщин почему-то обидно. Ну, я тебе еще покажу! И я неожиданно для себя соглашаюсь пойти с ним через пару дней на презентацию новой коллекции Boucheron в «Турандоте». Ну, кто бы отказался на моем месте?
27 января, пятница
Вчера вечером впервые брела домой, как на каторгу. Мой разоренный и изнасилованный дом стал мне не мил. Я с тоской думала о том, сколько мне потребуется сил и времени, чтобы хотя бы выгрести мусор, не говоря уже о том, что восстановить утраченное. А главное, мне просто страшно там находиться. Я вдруг впервые в жизни почувствовала, что не могу быть одна. Кот не в счет — он не защитник. Его самого нужно защищать.
Увидев Василия у подъезда, даже обрадовалась. Он это почувствовал. Видно, что доволен.
— Извини, у меня беспорядок.
— Меня это не пугает.
Мы входим в квартиру. Я рада, что не одна. Василий присвистнул:
— Да… Беспорядок — это мягко сказано. Что произошло? Неудачная вечеринка?
— Я бы тоже пошутила, если бы могла. Но как-то не смешно.
— Извини. Я серьезно — что случилось?
И тут меня прорывает. Я начинаю плакать. Захлебываясь, вываливаю все мои обиды — на жизнь, на Ирину, на скотов, которые разорили мой дом… Василий гладит меня по спине, и я чувствую, как успокаиваюсь в его руках.
— Давай-ка все это уберем, — деловито предлагает он. — Ты сиди. Я сам.
Я не верю своим глазам. Через полтора часа, пока я еще всхлипываю, он все выгреб, вытер, поставил на место то, что уцелело, и даже починил пару стульев. На которые мы и сели с кружками пустого чая. Почти идиллия: чай, кот свернулся клубком на диване… Я начинаю успокаиваться.
— Как ты собираешься жить дальше?
— Как обычно. Что я могу сделать?
— Ну, это никуда не годится. Я тебя так не оставлю. Хочешь, я перееду на время к тебе?
Мне эта идея еще два дня назад совсем не понравилась бы. Но сейчас у меня в горле застревает комок благодарности. Я молча киваю.
Слава богу, я уже не одна.
Утром, пока оба Василия еще спят, я вспоминаю, что давно не звонила Ленке. События последних дней настолько выбили меня из колеи, что я обо всем забыла. Забираю трубку на кухню, чтобы их не будить. Интересно, что кот даже ухом не повел. Обычно он требовательно садится у изголовья, стоит мне лишь пошевелиться. А тут дрыхнет в ногах у своего нового приятеля, даже прихрапывает.
Рассказываю Ленке обо всем.
— Погоди. У меня такое чувство, что ты все эти события как-то связываешь между собой.
— Да нет. Наверно, это просто совпадение. Полоса неудач. Я пытаюсь понять, кому могло понадобиться громить мою квартиру. У меня нет врагов, я живу одна, довольно замкнуто. Даже гостей почти не бывает.
— Почти? Или кто-то все-таки бывает? Вспомни! Ничего не поделаешь. Я рассказываю ей про Василия.
Опускаю, естественно, некоторые подробности и свои соображения по поводу мезальянса. Тем более что со вчерашнего вечера акции Василия сильно повысились в цене.
— Ты уверена, что он не имеет к этому отношения?
— Я ни в чем не могу быть уверенной. Но мне, кажется, что он этого сделать не мог. Я не могу заглянуть ему в голову, но чувствую, что он мне зла не желает. Более того. Из всех моих знакомых он больше всех похож на мужчину.
— Чем это?
— Тем, что берет на себя ответственность.
— За что?
