За это время Алешка что-то успел сделать и снова усадил куклу в шкаф.
Физрук поднял голову, Алешка замер. Но зря: учитель таким образом собирал в своей голове мысли. Взгляд его, затуманенный размышлениями, остановился на Алешке.
– Оболенский? Выручай: «Большая машина для дорожных работ». На букву «т».
– Трансформатор, – ляпнул Алешка.
– Здорово… – вздохнул физрук. – Но не влезает.
– Транспарант.
– Подходит! Погоди, не уходи. Давай дальше.
– Я не могу, – сказал Алешка. – Сейчас будет «Поле чудес» – надо маме буквы подсказывать.
И вот настал очередной прекрасный день. Алешка отлил из кастрюли борща и пошел к дяде Федору. И о чем-то его попросил.
– А то! – сразу согласился безотказный дядя Федор. – Хошь, я и Мурзика возьму, для охраны? Он боевой.
– Пока обойдемся.
– Оно и ладно! Пусть спит. Когда машину подавать?
– К восьми часам вечера.
– Без нуль двадцать. Понял.
«Без нуль двадцать» машина приняла Алешку с каким-то свертком, напоминающим большую куклу. Еще мне стало известно, что за пять минут до этого события Алешка позвонил Маринке и приказал:
– Ты готова? Форма одежды – джинсы и кроссовки. На голове – лыжная шапочка.
– Ну вот, – огорчилась Маринка. – Я уже в сапогах и в маминой шляпке. Так вырядилась!
– Выряжайся обратно! По-быстрому! Мы уже едем.
Маринка, конечно, его послушалась и вышла из подъезда в джинсах, в короткой шубке и в кроссовках.
– Как я вам? – спросила она.
– А то! – сказал дядя Федор. – Токо взяла б мою шапку, она теплее будет.
Маринка от шапки отказалась и спросила Алешку:
– Куклу спер?
– Еще как! Вот она, – он приподнял с сиденья сверток – большой пакет, похожий на завернутую куклу.
Когда машина остановилась возле нужного места, уже совсем стемнело.
– Это мне не нравится, – сказал дядя Федор. – К энтому дому надо сквером идти, а там темно и пусто. Я девочку одну не пущу.
– Я тоже, – сказал Алешка, всматриваясь в сумрак сквера, где почти не было уличных фонарей, а только заснеженные деревья, над которыми повис бесполезный узенький месяц. Ни тепла от него, ни света. – Мальчик туда пойдет. В виде девочки.
Потом Алешка мне сказал, что он этот скверик сразу заподозрил в нехорошем. Он рядом с нашим парком, близко к оврагу, и в вечернее время там наши жители даже с собаками не гуляют.
Алешка повернулся к Маринке и неожиданно спросил:
– Тебе моя куртка нравится? Хочешь поносить?
Маринка захлопала глазами.
– Давай меняться, – предложил Алешка.
– Это ограбление? – засмеялась Маринка.
– А то! – сказал дядя Федор. – И шапку свою скидавай.
Ребята быстренько переоделись. Маринка попробовала рассмотреть себя в новом прикиде в зеркальце заднего вида. И вздохнула:
– Сфоткаться бы, да?
– Все, – сказал Алешка, натягивая на голову ее шапочку почти до плеч. – Я пошел. – Захватив свой пакет с куклой, он решительно зашагал по дорожке в темноту. Очень похожий издалека на девочку Марину с куклой Марианной.
У Лешки, конечно, много хороших качеств в характере: он упрямый, вредный, нахальный, но самое главное – он бесстрашный, как воробей.
Дорожка становилась уже, деревья – ближе, а вечер – темнее. Показался за поворотом дом шестнадцать. В котором трудится на благо детишкам добрый Карлсон. Но в этот раз до этого дома Алешка не дошел. Добрый Карлсон вдруг… нет, он не свалился с крыши, а вышел из-за высокого куста. Он вцепился в пакет с куклой, рванул его и прошипел:
– Дай сюда!
Алешка не возражал, не заскулил и не заплакал – спокойно выпустил из рук пакет.
Карлсон отшагнул в тень куста и лихорадочно взялся «распатронивать» добычу. Пришлось ему поработать – Алешка добросовестно обклеил пакет липким скотчем да еще понизу обвязал бечевкой. И, задрав голову, со спокойным интересом наблюдал за стараниями Карлсона. А тот даже стянул зубами с рук перчатки и старался изо всех сил нетерпеливыми толстыми пальцами.
Наконец он содрал пакет, и в руках его оказался… веник из квартиры Оболенских.
– Это что? – обалдело спросил Карлсон.
– Это веник, – пожав плечами, ответил Алешка. – Я его в починку нес.
Веник тут же полетел куда-то в темноту.
– А ты кто? – грозный вопрос.
Алешка не успел ответить: где-то на краю сквера разрезал ночную тишину длинный автомобильный сигнал.
Карлсон вскинул голову, позыркал глазами по сторонам, тяжело подпрыгнул и исчез. Судя по треску сучьев и ворчливым ругательствам, он не взлетел на своем пропеллере, а ломанулся в овраг пешим ходом. Кувырком.
Алешка же не спеша пошел назад. Но тут на его пути оказалась еще одна мужская фигура с какой-то зловещей железякой в руке. Алешка притормозил, прикидывая, под какой кустик бы нырнуть, но фигура оказалась дядей Федором с монтировкой.
Мама распахнула дверь, и так как Маринка вошла первой, то на нее и «спустила собак»:
– Алексей! Где наш веник? – Тут она притормозила: – В чем дело? Что за маскарад?
– Лефка замерз, я ему свою шубу отдала. – Общение с Алешкой даром не проходит. Маринка научилась у него быстро находить ответы на неудобные вопросы.
– А веник где? – все-таки настаивала мама.
– А зачем нам веник, мам? У нас же пылесос есть.
– Вот когда наш веник найдется, – пригрозила мама, – узнаешь, зачем он нужен. Мало не покажется.
– Я так замерз, давай чаю попьем. У нас торт есть. Правда, мы его в сквере забыли.
– Вместе с веником? – фыркнула мама.
Когда они пили чай, Алешка, в задумчивости насыпав полчашки песка, сказал:
– Знаешь, Марин, а все-таки по этому адресу надо сходить.
– Страшно.
– Оболенским не страшно. Они даже веников не боятся.
Глава VI
Шкарлатина
Этот дом стоял в самом конце нашего квартала, на самом краю оврага, за которым начинается дремучий парк, где водились только дети с родителями и собаки с хозяевами. Ну и вороны.
Дом был облезлый, но со всех сторон обсаженный деревьями. И перед ним была снежная горка и снеговик, у которого вместо носа морковкой торчал красный маркер. И еще Алешка заметил на деревьях птичьи кормушки, в которых шустрили воробьи и синицы. Судя по всему, в этом старом доме жили в основном хорошие люди. Почему в основном? Да потому, что на входной двери было написано неприличное слово на букву «ж». Что оно обозначало – трудно догадаться. Одно из двух.
