Я не особенно вслушивался во все эти «ледяные сердца и холодные души», но вдруг начало одной фразы меня насторожило: «Но главное сокровище скрыто в моем сердце…» – конца фразы я не услышал, потому что Алешка выключил диктофон.
– А дальше? – тупо спросил я.
– Узнаешь в свое время. В один прекрасный день.
И этот день настал. То, что это был не совсем обычный день, мы узнали в то же прекрасное утро: к нам пришел Шурик, бывший Диакеза.
Он вежливо поздоровался со мной, с нашей мамой, с Маринкой, которая уже на рассвете помогала маме печь новогодние пироги (мама месила тесто, Маринка щебетала весенним ручейком), и сказал Лешке:
– Пойдем в укромное место. У меня есть для тебя очень важная тайна.
Найти в нашей квартире укромное место (кроме туалета) довольно сложно. Поэтому наши заговорщики вышли на площадку, пошушукались и вернулись. Закрывая дверь, Алешка загадочно сказал:
– Так я и знал! И все приготовил. А ты, Шурик, настоящий молодец. Я тоже люблю быть честным.
Эти слова услышала выходящая из кухни Маринка и погладила Шурика по голове, оставив на ней следы муки. Хорошо, что не теста. Шурик зарделся и загордился. А Лешка сказал ему:
– Как только он появится, сразу мне позвони.
Шурик с готовностью кивнул, а я спросил:
– Кто появится? И где?
– Заокеанский лайнер. На горизонте.
Мне захотелось щелкнуть его в лоб.
Шурик пошел к двери. Алешка догнал его словами:
– И наблюдай за ним. Чтобы он сделал так, как надо ему и немного надо нам.
Моя рука сама собой опустилась перед этой загадочной тайной.
Вскоре запах пирогов распустился по всей квартире и достиг соседки, тети Зины. Она тут же пришла со своей чашкой пить чай. Она всегда приходила к нам пить чай со своей чашкой. Во-первых, эта чашка была большая и емкая, а во-вторых, на ней были нарисованы пучок каких-то цветков и цифра восемь.
Тетя Зина очень гордилась и хвалилась этой чашкой, потому что выиграла ее накануне 8 Марта. Она первой прислала в газету ответ на длинный кроссворд. Как ей это удалось, я не знаю – сам как-то видел, как она вписывала в клеточки вместо слова «скипетр» загадочное слово «скиптор». Наверное, в редакции над ее разгадками посмеялись и прислали кружку, чтобы тетя Зина не заплакала.
Еще с порога соседка стала рассказывать маме новости нашего двора. Которыми ее усердно снабжали бабульки у подъезда. Мы с Алешкой особенно к кухне не прислушивались, но кое-что уловили:
– Говорят, у вас девочка какая-то проживает? Дочка твоя, что ли?
– Бабушка моя, по маме.
Молчание: тетя Зина «переваривает».
– Говорят, Сережа от вас куда-то съехал?
Мамин вздох и «признание»:
– В Париж. На постоянное место жительства. Он там наследство получил.
Тетя Зина, наверное, злорадно улыбнулась и пропела:
– Я люблю Париж весной…
– Под березовой сосной, – ядовито подпел Алешка.
– А дядя Федор зачем-то на свою развалюху эту фиговинку «такси» присобачил. Лучше бы своих собак в питомник отдал.
Вот кого бы в собачий питомник я отдал – так это сплетницу тетю Зину. А вот дядя Федор меня заинтересовал:
– Леш, а что, дядя Федор патент получил на извоз?
Лешка на полсекунды замялся, а потом ответил:
– Ему наши друзья временное разрешение дали.
– Какие еще друзья?
– Из полиции.
И все – Лешка замкнулся.
Остаток дня прошел в хлопотах. В основном из-за тети Зины. Уходя, она ухитрилась в прихожей плюхнуться на Алешкин цилиндр. Алешка взвизгнул, тетя Зина подскочила: наверное, решила, что уселась не на шляпу, а на кошку.
– Подумаешь, – сказала она. – У меня этих шляп – все антресоли забиты. Одна даже со стеклянными вишенками есть. Выбирай, мне не жалко.
– А со стеклянным арбузом нету? – проворчал Алешка. Но тетя Зина, к счастью, не расслышала.
Общими усилиями мы цилиндр починили. Правда, он остался после починки немного кривобоким.
– Ничего, – успокоила Лешку мама, примеряя цилиндр перед зеркалом. – Здорово, залихватски получилось. Тебе очень пойдет.
Школа нас встретила приветливо. Такой она бывает два раза в году – первого сентября и перед Новым годом. Окна всех классов и кабинетов были украшены бумажными снежинками, снеговиками и полумесяцами. Теперь они не растают до весны. И до весны, до первой весенней зелени в актовом зале будет пахнуть увядшей хвоей, а на сиденьях будут время от времени покалывать въедливые сухие иголки. Напоминание о новогоднем празднике.
Занавес в актовом зале был плотно задернут и сиял своими звездами и еловыми лапами с разноцветными шарами на них. За ним еще бурлила незаконченная работа. Там Бонифаций отдавал последние указания и приказания:
– Вот этот стул – живо сюда! Нет, лучше – сюда! Впрочем, он здесь вообще не нужен!
На секунду раздвигался занавес, в щели появлялся стул и, немного покачавшись, грохался на пол. И тут же раздавался вопль Бонифация:
– Кто убрал стул? Живо его вот сюда!
Высовывалась чья-то рука, ухватывала стул, он исчезал… Впрочем, я не уверен, что навсегда.
Алешка в цилиндре и со сказочным плащом под мышкой (или подмышкой?) просочился за занавес.
– Алексей! – воскликнул Бонифаций. – Где Снежная королева?
– Щаз будет.
– Она заряжена?
– Еще как!
– Тащи ее сюда!
– А вы за моим цилиндром присмотрите.
– Обязательно. Положи его на стул.
Догадался Бонифаций! Но я вмешиваться не стал.
Алешка спрыгнул в зал. У него было хитрое выражение лица, будто он затеял такой спектакль, что мало никому не покажется.
– Дим, – сказал он, блестя глазами, – пойдем вместе в учительскую, будешь нас охранять.
– Кого это вас?
– Королеву и Сказочника.
В учительской, кроме Лидочки, никого не было. И я подумал, что ее уволили из полиции и теперь она будет преподавать физкультуру в нашей школе до самой пенсии.
Лидочка ни о чем нас не спросила, она достала откуда-то ключ и отперла директорский сейф. В глубине его что-то белоснежно сверкнуло. Это была Снежная королева во всем своем блеске. Странно, что ей оказана такая честь. То скромно пряталась в пыльном шкафу, а то теперь в сейфе директора. Впрочем, кажется, я начал понимать, в чем дело. Особенно после того, как Алешка перемигнулся с Лидочкой, чмокнул языком и сказал:
– Клевая приманка.
