А случилось вот что. Однажды утром в середине сентября Игорь Владимирович Харин вошел в офис и обнаружил, что лаборатория взломана. Он еще издали увидел, что дверь открыта, а когда подошел ближе и раскрыл ее шире, то понял, что его обокрали.
Впрочем, следов осталось не так уж и много. Человек, орудовавший здесь (вечером? ночью?), знал, где что лежит. И взял он, кстати, тоже немного.
Но, паразит, взял сам! Пришел как вор, открыл дверь и взял! Почему не попросил днем, ведь знал же прекрасно, что Харин не откажет! Зачем нужно было вламываться?
Игорь Владимирович прикрыл дверь и еще раз внимательно все осмотрел. Да, несомненно, его обокрал кто-то из подчиненных, но не это было самым удивительным и, пожалуй, ошеломительным. Набор украденных препаратов – вот что его озадачило.
Он крутил-вертел его и так, и эдак, набрасывал примерный список веществ, которые могут получиться из украденных ингредиентов. Поначалу решил, что ошибся, и снова все перепроверил.
– Черт возьми, – пробормотал Игорь Владимирович, снял очки и начал грызть дужку. – Кто? Зачем?!
Он просидел минут пятнадцать в глубоких и печальных раздумьях. Итоги умственной работы его еще больше разочаровали – он определил фамилию взломщика, который с наибольшей вероятностью мог проникнуть в лабораторию поздно вечером, и он понял, зачем ему понадобились именно эти препараты.
Но что теперь делать с этими знаниями? Бежать в полицию?
Игорь Владимирович думал всю пятницу. Взломщик на работе так и не появился и на телефонные звонки не отвечал. Харин думал об этом до обеда, во время обеда и после него. Он думал, когда собирался домой, и он думал, когда шагал по шумному проспекту, отворачиваясь от хлесткого осеннего ветра. Он думал, когда покупал в магазине кефир, молоко, белый хлеб, банку маринованных огурчиков и замороженные рыбные котлеты. Он не мог перестать думать об этом даже за ужином в кругу семьи вместе с женой и двенадцатилетним сыном.
– Пап, ты меня слышишь? – спрашивал сын, тронув его за локоть.
– Что? – переспрашивал Игорь Владимирович. – Извини, я не понял, что ты сказал?
– Я говорю, можно я завтра после уроков поработаю у тебя за компьютером? Я ничего не сотру.
– Да, конечно, – рассеянно отвечал папа и продолжал уныло ковыряться вилкой в тарелке. В обычной жизни он никого не подпускал к своему дорогому ноутбуку.
В конце концов, его настроение заметила жена.
– Игорь, что с тобой? – спросила она, когда сын, поблагодарив за ужин, покинул кухню. – Что-то случилось на работе?
Харин посмотрел так, будто только что заметил ее присутствие. Дело плохо, подумала женщина. Так он на нее никогда не смотрел.
– Господи, Гарик, ты меня пугаешь. Что стряслось? Игорь отломил кусочек котлеты и отправил его в рот.
– Пока не стряслось, – сказал он. – Но может.
Он так ничего никому и не сказал. Ни жене в тот вечер, несмотря на все ее уговоры, ни вышестоящему начальству, ни своему другу по институтской молодости Сережке Капустину, с которым по выходным пил темное пиво в пабе.
Пожалуй, стоило бы хоть кому-то открыться – но, химия, как и история, черт их дери, тоже не знает сослагательных наклонений.
18
Как говорил персонаж Брендана Фрейзера в одном из любимых нами с Томкой фильмов, «после всего, что я увидел, мне срочно нужен глоток веры».
Фрейзер всего лишь увидел ожившую мумию, а я навидался и наслушался за день субботы много чего похлеще, причем все это не было нарисовано на компьютере, а предстало живьем в трех измерениях и максимально возможном разрешении. И после всего этого мне срочно нужно было увидеть и прижать к себе Томку.
Тоже в какой-то степени «глоток веры».
И ведь как назло я отправил ее сегодня к матери! Что мне оставалось? Опрокинуть стаканчик?
Так и поступим.
Я ударил по тормозам на углу квартала. Сзади начали сигналить. Я развернулся и припарковался у бордюра дороги, ведущей в обратном направлении. Олеся мне сейчас не поможет и компанию не составит, мне нужна Таня.
Я набрал номер ее телефона.
– Уже соскучился, дорогой?
– У меня предложение…
– … подкупающее своей оригинальностью, как говорили у меня в школе.
– В моей школе тоже так говорили.
– Где и как мы сделаем это?
– «Где» – не важно, а вот насчет «как» я больших перспектив не обещаю, потому что забираю вечером дочку.
– Не вопрос.
«Мы сделали это» в баре на пересечении Тополиной и проспекта Ракетостроителей. Если Тополинка была узкой улицей, то ракетостроители размахнулись на всю ивановскую – по шесть полос в обе стороны, высокие здания с барами и магазинами на первых этажах. Машину я оставил на парковке у заведения, но прежде убедился, что Матвейка, мой угрюмый водитель-каскадер, крайне неохотно соглашавшийся работать в выходные даже при двойной оплате, в течение часа отгонит тачку к моему дому.
Ресторан под названием «Гусь» в основном наливал пиво и подавал к нему соответствующую закуску от сушеной рыбки до немецких сосисок, но мы остановились на крепком меню. Коньяк и запеченная телятина – вот одно из лучших средств обрести веру после трудного дня, проведенного в компании покойников и призраков.
– Давай за то, чтобы все получилось! – сказал я и чокнулся с Таней первой рюмкой. Мы выпили. Поставив рюмку на стол, она сказала:
– Я не знаю, что должно получиться и чем мы вообще занимаемся.
– С мистикой всегда так, все интуитивно. Вот у меня все просто: есть факты, есть информация, которую можно трактовать и так, и эдак. Соединяешь факты, выстраиваешь цепочки, приходишь к какому-то выводу – получаешь результат.
Моя рука автоматически потянулась к бутылке. Судя по выражению лица, Татьяна не возражала. Я вновь поймал себя на мысли, что эта хрупкая девчушка хороша, и вновь в голове возник дурацкий вопрос относительно ее ориентации. «Дурень, не все ли тебе равно? Неужели ты с ней спать собираешься?».
Нет, спать я с ней, кажется, не собирался. Я не такой ветреный, если вы помните… но я мужчина, а Татьяна Казьмина, похожая на богемную обитательницу парижских мансард, вызывала у меня вполне определенную физическую и эстетическую реакцию. Кто меня осудит?
Мы выпили еще по рюмочке. Таня не подкачала. С ней приятно иметь дело.
– Когда ко мне подкатила Ольга Мякуш, – рассказывала она, нарезая ножом кусочки мяса, – я, признаться, перетрухала. Взяла меня за руку и сказала, что я могу лечить людей. Я и сама догадывалась. В детстве могла потереть голову однокласснику, и у него мигрень проходила. Но речи о даре не шли. Никто в школе тебе ничего не скажет. А Ольга сразу – ты, типа, лекарь, целитель, врачеватель, и у тебя нет права зарывать талант в землю. Крыша сразу в путь ушла.
