– Это много?
– Это наверняка меньше, чем у твоей мамы. Разве сама не видишь?
– Да, точно! Ну так вот, сначала она мне сделала экскурсию по двору, потому что там вокруг дома еще двор большой. Вот как у бабы Сони на даче вокруг домика тоже есть огороды всякие, морковка там, петрушка разная, вот это всё… Только у бабы нет бассейна, а у мамы есть – он маленький, но в нем можно поплавать. Правда, воды вчера не было, была трава зеленая и мусор на дне, потому что лето кончилось и плавать в нем уже поздно и холодно…
Слушая рассказ, я вспоминал наш визит в особняк Валуйского. Да, домик у него приличный, пусть и без вычурных излишеств, и немудрено, что он поразил мою маленькую впечатлительную принцессу, с рождения живущую в четырехкомнатной клетке, пусть тоже достаточной просторной, но все же коробке.
Впрочем, о чем это я? Все это ерунда, все это мелочи. Больше всего напрягал и возмущал моральный аспект: Томка провела день и ночь в доме человека, который, пусть и косвенно, был причастен к ее похищению в мае. Такие «яйца судьбы» меня категорически не устраивали.
– … И лужайка там такая зеленая-зеленая, и травка не такая, как у нас во дворе, а тоненькая такая, короткая, как будто ее специально подстригали.
– Да, Томыч, я понял, там красиво и здорово. – Я не хотел слушать дальше, поднялся с кровати, стал натягивать штаны.
– Мы с мамой гуляли по лесу, ходили на озеро, там же еще озеро рядом. Разговаривали, собирали шишки, я потом бросала хлеб чайкам – там такие голодные чайки, кидаются и хватают целыми кусками! Я им целых две булки скормила, так прикольно!
Я улыбался через силу.
– А о чем вы разговаривали, милая?
– Так, обо всем… – Небольшая заминка.
– О чем обо всем?
– Ну так, мама спрашивала, как у меня дела в садике, с кем я дружу, не обижает ли меня кто-нибудь. Про Олесю Петровну спрашивала…
– Что именно?
Тут ее личико озарила хитрая улыбка.
– Ну, она спрашивала, не спит ли Олеся Петровна в твоей кровати. – Дочь хихикнула. – Я сказала, что не видела. Зато рассказала, как мы ходили все вместе в ресторан.
Я вздохнул. Потрепал дочь по волосам.
– Счастье ты мое… Пойдем волосы хоть тебе приберем немного да позавтракаем. Давно встала?
– Давно.
По дороге на кухню я задавал себе вопрос: о чем говорили ожидавшие меня вечером на лавочке две непримиримые подруги. Получение ответа из первых уст обойдется недешево: придется объяснять Олесе, почему я пьянствую в ресторане с молоденькой преподавательницей вместо того, чтобы мурлыкать под боком у любимой женщины.
«Антоша, эдак ты скоро запутаешься».
Мы позавтракали кашей и бутербродами с колбасой. Я выпил кофе. Головная боль немного унялась, а после атаки двумя таблетками анальгина покинула совсем. Томка не стала засиживаться на кухне, допив чай, хотела уже удрать в кабинет.
– Посуду в раковину за собой!
Рассерженный рев в ответ, но просьба была выполнена. Тарелка и чашка с ложкой грохнулись в мойку.
– Какие планы на сегодня? – спросила дочь перед уходом. Я не успел ответить. Зазвонил мобильник.
– Сейчас узнаем, милая.
Звонила Таня. Бодренькая, свежая, как яблочко в росистой траве. Господи, где мои двадцать пять лет? Или сколько там ей?
– Привет! Ты живой?
– Едва-едва.
– Все обошлось вчера, надеюсь?
– Почти. Точнее, я пока не знаю. Боюсь, придется еще разгребать.
– Сочувствую. Но я хотела у тебя спросить, как там насчет нашего героя? Ты обещал поднять информацию. Я помнил, конечно. И про героя, и про информацию, и про то, что мой помощник Петя Тряпицын обещал прислать на электронный адрес сведения об интересующих меня жителях дома номер тринадцать. В ящик я еще не заглядывал, но уже сейчас перспектива провести воскресенье в чтении длинных и скучных документов не радовала. Томка с тревогой поглядывала на меня из-за угла.
– Я сейчас пойду за компьютер. Если будет что-то интересное, обязательно с тобой свяжусь.
– Хорошо. Давай не болей!
– Сама-то как?
– Да никак. Всю ночь в стенах что-то выло. Я вроде уже привыкла, но сегодня было что-то очень сильно. Пришлось беруши в уши вставлять. – Она удрученно хмыкнула. – Только они меня не спасают, я ведь другим местом слышу.
Я не стал уточнять физиологические особенности девушки-экстрасенса – чем она там слышит, видит или разговаривает. Окончив беседу, объявил Томке:
– Погода сегодня хорошая, можно будет потом погулять, но…
– Но сейчас тебе надо поработать! Ррр!
– Так точно, сержант! Отставить нытье, объявляю свободное время до полудня. Марш!
21
Петя, как обычно, не подкачал. Данные по жильцу интересующей меня квартиры хранились в прикрепленном к его письму файле под названием «Стрелок». Стало быть, его предварительные выводы относительно обитателя одиннадцатой, озвученные два дня назад, оказались верны.
Я открыл файл, скопировал его на планшет и завалился на диван в кабинете, чтобы спокойно погрузиться в чтение – по объему документ вполне мог соперничать с увлекательной беллетристикой. Текст на первой странице предваряла фотография мужчины средних лет, сделанная очень давно, если учитывать возможный нынешний возраст героя. Я прикинул, что сейчас ему должно быть хорошо за девяносто. «Крепкий дедок», – подумал я.
Итак…
Ковырзин Николай Григорьевич, крестьянский сын, появился на свет в 1916 году в зауральской деревушке под говорящим названием Глуховка. Первую мировую не застал и в гражданской войне, понятное дело, не участвовал, зато отличился позже, в тридцатых, во время раскулачивания. С какой-то неожиданной дури сдал органам собственного дядю («Павлик Морозов, мать его!» – поморщился я), а потом карьера быстро пошла в рост. Продвигался по комсомольской линии, рекомендован к учебе в школе НКВД. Был сдержан, звезд с неба не хватал и вперед не лез, но в Великую Отечественную стоял позади передовой.
Впрочем, после провала советских войск под Смоленском в июле 1941 года Ковырзин с группой товарищей ушел в подполье, где участвовал в создании партизанского движения. Там и воевал вплоть до 1943 года, и, если верить бумагам, воевал вполне честно, на своем элитном чекистском происхождении не настаивал и ни перед кем не быковал, хотя так и не поменял классическую кожаную куртку на что-то более почвенное. Однажды расстрелял труса и предателя – расстрелял не очень уверенно, словно сомневаясь. Отвел в лес и после долгих размышлений бабахнул из автомата по кустам. Возможно, в предателя пуля попала даже случайно. Сведения об этом сохранились благодаря таинственному агенту, выполнявшему в партизанском соединении функции не то повара, не то врача.
