— Уоррен умеет очень убедительно проигрывать, — заметила его сестра. — Иногда он позволяет мне выиграть сет-другой, а мне кажется, что это я хорошо играла.
Для правдоподобия Скелтон проиграл противнику всего очко или два, при этом ему пришлось выступить судьей в споре, который разгорелся между Ру и месье Дюкло — последний появился в середине партии и настаивал на том, что будет вести счет. Мадемуазель Мартен была в полном восторге и поцеловала Ру в мочку уха.
— Слушайте, — пробурчал Скелтон, — это старый, как там его, хрыч с седой бородой — совершеннейшая катастрофа. Я видел, как он жульничает на русском бильярде, но мне и в голову не могло прийти, что он способен подтасовывать счет в пинг-понге. Я сам его вел и знаю, что отставал на пять очков, а не на два. Если бы дело так дальше пошло, он выиграл бы за меня этот сет. Может, у него что-то вроде клептомании наоборот?
— А где нынче вечером, — бодро вмешался в наш разговор его герой, — английский майор и его жена? Почему они не играют в пинг-понг? Майор был бы прекрасным соперником.
— Старый болван! — отчеканила Мэри Скелтон.
Месье Дюкло послал ей сияющую улыбку.
— Эй, прикуси язычок, ради Бога, — остановил ее брат, — тебя могут понять.
Мадемуазель Мартен, лишь смутно понимавшая, что разговор идет на английском, сказала Ру «о'кей» и «как поживаете», потом рассмеялась и была вознаграждена поцелуем в шею. Ясно было, что никто ничего не понял. Месье Дюкло не дал мне ускользнуть и затеял разговор о происшествии на пляже.
— Кто бы мог подумать, — начал он, — что в этом сухаре, в этом английском офицере, столько страсти, столько любви к своей жене-итальянке. Но англичане вообще такие. С виду холодные и чопорные. Можно подумать, только о деле и думают. Но внутри полыхает такой огонь! — Он нахмурился. — Мне немало пришлось повидать и пережить, но англичан и американцев никогда не поймешь. Непостижимые люди. — Он разгладил бороду. — Удар был отличный, и звук, который издал итальянец, — соответствующий. Прямо в подбородок. Итальянец рухнул как подкошенный.
— А мне говорили, удар пришелся в живот.
— И в подбородок, месье, — пронзительно посмотрел на меня Дюкло. — И в подбородок. Два потрясающих удара!
В этот момент вмешался прислушивавшийся к нашему разговору Ру.
— Ни одного не было, — решительно заявил он. — Английский майор применил прием джиу-джитсу. Я стоял близко и все видел. К тому же этот захват мне знаком.
Месье Дюкло надел пенсне и нахмурился.
— Удар в подбородок был, месье, — сурово сказал он.
Ру вскинул руки, выкатил глаза и набычился.
— Вам-то как было увидеть? — грубо сказал он и повернулся к мадемуазель Мартен: — А вот ты, ma petite,
[28]
все видела, правда? Зрение у тебя превосходное. Ты ведь не носишь очков, как этот старый господин. В них все двоится. Это был прием джиу-джитсу, вне всяких сомнений. Так?
— Oui, cheri.
[29]
— Она послала ему воздушный поцелуй.
— Ну вот, видите, — усмехнулся Ру.
— Удар в подбородок, точно. — Месье Дюкло так возбудился, что пенсне у него на носу задрожало.
— Тихо, тихо, — осадил его Ру. — Смотрите!
Он внезапно повернулся ко мне, схватил за левое запястье и потянул на себя. В следующий момент я понял, что лечу на пол. Ру схватил вторую мою руку и не дал упасть. В его хватке ощущалась незаурядная сила, я почувствовал, как напряглось его худощавое, жилистое тело. Я вновь стоял на ногах.
— Вот видите, — прокаркал он. — Вот это и называется джиу-джитсу. Простой захват. А вообще-то я мог обойтись с этим господином так, как английский майор обошелся с человеком с яхты.
Месье Дюкло приосанился и сдержанно поклонился.
— Интересный урок, месье. Но в нем не было нужды. И зрение у меня отменное. Это был удар в подбородок.
Он отвесил еще один поклон и широкими шагами направился к пансионату. Ру усмехнулся ему вслед и щелкнул пальцами.
— Вот старый болван, — презрительно бросил он. — На его жульничество мы смотрим сквозь пальцы, вот он и решил, что мы вообще ничего не видим.
Я легко улыбнулся. Мадемуазель Мартен заворковала, как он удачно вышел из положения. Скелтоны начали партию в пинг-понг. Я спустился на нижнюю террасу.
Сквозь чернильную темноту деревьев можно было различить две застывшие у парапета фигуры. Это были майор и его жена. Скрип шагов заставил его повернуть голову. Я услышал, как майор что-то сказал жене, и они удалились. Секунду-другую я стоял, слушая, как замирают их шаги на дорожке, и уже собрался было занять их место у парапета, но увидел в темноте мерцающий огонек трубки. В ту сторону я и направился.
— Добрый вечер, герр Хайнбергер.
— Добрый вечер.
— Как насчет партии в русский бильярд?
Он выбил трубку о спинку стула, и на землю обрушился фонтан искр.
— Да нет, благодарю.
Непонятно почему, но сердце у меня забилось быстрее. С губ были готовы слететь слова и фразы. Меня охватило непреодолимое желание тут же, прямо сейчас, вывалить на него свои подозрения, разоблачить этого человека, сидящего в темноте, этого невидимого шпиона. «Грабитель! Шпион!» — так и хотелось бросить ему прямо в лицо. Я почувствовал, что дрожу. Я открыл рот, и губы мои зашевелились. Но тут неожиданно чиркнула и зажглась спичка, и в желтом, немного театральном свете я увидел его лицо со впалыми щеками.
Он поднес спичку к трубке, она дважды вспыхнула и погасла. Светящаяся чашечка заколебалась в воздухе.
— Отчего бы вам не присесть, мистер Водоши? Вон стул.
А ведь и впрямь я стоял и пялился на него как последний дурак. Я сел, и ощущение у меня при этом возникло такое, будто на меня едва-едва не наехала мчащаяся на полной скорости машина, да и обязан я этим не себе, а мастерству водителя. Желая хоть что-нибудь сказать, я спросил, знает ли он об инциденте на пляже.
— Да, наслышан. — Он немного помолчал. — Говорят, этот англичанин не в себе.
— Думаете, правда?
— Не обязательно. Вопрос в том, сильно ли его завели. Даже умалишенные не опускаются до насилия, если их не спровоцировать. — Он снова замолчал. — Насилие, — опять заговорил он, — это очень странная вещь. В сознании нормального человека заложена исключительно сложная программа, не позволяющая прибегать к нему. Но сила этой системы в различных культурах не одинакова. На Западе она менее значительна, чем на Востоке. О войне я, конечно, не говорю. Далее, следует учитывать действие различных факторов. Хороший пример в этом смысле — Индия. Число покушений на жизнь английских чиновников в Британской Индии чрезвычайно велико, и это понятно. Но интересно, что велик и процент неудач. И дело не в том, что индусы плохие стрелки, дело в том, что в решающий момент в будущем убийце срабатывает рефлекс ненасилия. Однажды я поговорил об этом с одним бенгальцем-коммунистом. Он сказал, что индус, исполненный ненависти в сердце, с пистолетом в руках способен убить местного эмиссара его угнетателей. Он может уйти от слежки, в нужный момент отделиться незамеченным от толпы, когда появится противник, поднять пистолет. Жизнь чиновника будет в его руках. И вот тут индус заколеблется. Перед ним будет не ненавистный угнетатель, но человек. Цель расплывется, а в следующий момент его самого застрелит охрана. Немец, француз или англичанин в подобных обстоятельствах, где стимулом выступает ненависть, выстрелил бы не задумываясь.
