– Ему бы хлеба. Согласен – пехота.
– Ей, Миша, ей. Погуляет и вернётся – дом рядом.
Лошадь скрылась за камнями. Сеулин чувствовал себя неловко: и идиллия одиночества нарушена, и эта неудача с конём, с лошадью этой. Он не потерял мысль и хотел продолжить свой рассказ о воздухоплавании. И вдруг – громкое тревожное ржанье.
Маша и Михаил прислушались. Лошадь опять заржала, уже ближе. Через мгновенье она выскочила из-за камней и почти галопом промчалась мимо оторопевших наблюдателей.
– Так и ноги немудрено сломать, напугана она, – с беспокойством сказала Мария.
– Не мы же его…её так напугали.
– Не мы, это там, – согласилась Мария и показала рукой в сторону, откуда появилась встревоженная лошадь: – За камнями. Может, волк?
– Откуда здесь волк? Да и есть они здесь вообще?
Сеулин обозначил поиск несуществующей кобуры и бросился к месту возможной опасности. На этот раз он передвигался быстро и уверенно. Большой камень, тень нормальная, не шевелится – пусто. Ещё один камень, тень… Пусто. Ерунда какая-то – здесь и спрятаться-то негде. Тем не менее, тем не менее. Ну и скользко! Дыханье сбилось, но терпимо. Никого и ничего.
7
Тролль
Виктор Фабрикант, с точки зрения внешнего наблюдателя, вполне состоявшийся бизнесмен, последнее время занервничал. Опыт, сын ошибок трудных, подсказывал: бывает белая полоса, бывает – чёрная, никто от напасти не гарантирован. В теории все воспринимается, а вот на деле… Дела резко ухудшились, рабочие неприятности росли, как снежный ком. Позади были взлёты и падения, два бездетных, но ярких брака, немало светлых путешествий и увлекательных приключений, упорная работа, риск, напряжение, поначалу головокружение, а затем большая искренняя радость от успехов, большой, со вкусом выстроенный дом… Фамилия способствовала. Теперь – одиночество, равнодушие, опостылевший замок-сарай, замаячившее вдали банкротство, отсутствие сил и стремления к сопротивлению и, возможно, даже то, о чём пока и подумать было страшно. Фамилия показала реверс.
Но как знать, где полоса чёрная, а где белая. На счёт поступили деньги. Немало. На личный расчётный счёт. Это белая полоса? Нет. Деньги любят ясность и порядок. Поступить-то они поступили, но от кого – неизвестно. Сюрприз? Виктор был не из тех, кто верил в такого рода сюрпризы. Назначение платежа: оплата ургентных услуг. Отправитель – некий господин Кладов. Формулировка странная, что-то из области медицины. Хотя как посмотреть: из области медицины – это, так сказать, в бытовом смысле, и смысл этот понятен тому, кто прямо или косвенно с такого рода ургентной помощью сталкивался. А если смысл здесь не медицинский? То есть речь идёт о неких срочных услугах. Виктор никакой частной практикой не занимался и, естественно, никаких услуг оказывать не мог. Расчётный счёт открыт, и довольно давно, в основном для роялти – все честно, зачем неприятности с налоговой.
Деньги были нужны – сермяжная правда. Очень нужны! Но тратить-то их нельзя – старая школа – дорогая школа запрещала. Виктор мог подключить свои связи и без особого труда вычислить кредитора. Но интуиция подсказывала: если ошибка, то через день-другой все выяснится. А вот чуйка кричала: нет, не ошибка это, мой дорогой Виктор, это продолжение неприятностей, и никого ты не вычислишь. Пришёл человек в сберкассу, назвался Кладовым или, там, Алмазовым и перечислил. В напряжённой борьбе мнений победила чуйка.
Победа эта выразилась в том, что к вечеру Виктор получил по почте на домашний адрес пакет. На роскошной калитке звонков было два – один для посетителей и гостей большого и совсем недавно приветливого дома, второй – в сторонке, возле прорези почтового ящика, понятно для кого. Прозвенел второй звонок – сигнал специфический. Идти было лень, ждать было нечего. Пришлось заставить себя, вознаграждение за мужество – пакет. Не хотелось открывать, но открыл. Вытряхнул на стол.
Выпало две бумаги. Один документ – на фирменном бланке, серьёзный документ. А именно свидетельство о смерти. Бумага слегка трепетала в трясущихся руках и сообщала, что некий гражданин Кокошин ушёл из жизни совсем недавно, с неделю назад. Кто такой гражданин Кокошин, явно растерявшийся гражданин Фабрикант не знал. Он попытался вспомнить – не получилось. Попытался вспомнить, что было неделю назад, в день смерти означенного гражданина. Туман, сплошной туман. Полистал рабочий календарь, попытался разобраться в корявых записях – туман не рассеялся. На всякий случай крупно пометил дату фломастером – пригодится, может, придётся наводить справки. Взял вторую бумажку – обыкновенный листок ксероксной бумаги, а на нём крупными буквами выведено на принтере: «Хорошая работа!»
Вот такие пассажи иногда случаются в подлунном мире. Менее всего в нём устраивал Виктора тот факт, что был участником странной и несколько зловещей истории именно он. К трём затянувшимся и одному свежему судебному разбирательству, двум откровенным наездам бизнес-партнёров, готовых обратиться за поддержкой к бандитам, растущей тяге к спиртному и вытекающему отсюда иррациональному состоянию души прибавилась ещё одно пока ещё щекотливое, но грозящее перерасти в основательную занозу обстоятельство.
Когда через несколько дней поступил второй платёж с уже известной формулировкой, Виктор не удивился. Сумма – весёлая, но пугала. Без особых эмоций он прореагировал и на доставленный домой пакет. А вот вскрывать не хотелось, очень не хотелось. Но что делать? Опять две бумаги. Одна – свидетельство, подводившее итоги земного пути гражданина Бергера, во всех отношениях Виктору не знакомого. Вторая – такой же, как и в прошлый раз, лист с уже известной фразой «Хорошая работа!» и какими-то пока не понятными буквами и цифрами. Виктор глянул на дату кончины – два дня назад. Это какое число? Понятно. В этот день он напился до невменяемого состояния и домой его доставил водитель. Проснувшись, долго не мог понять: кто, где, зачем и даже за что. Похмелился – вспомнил. Зафиксировал и эту дату – крупно, размашисто. Обвёл, как и предыдущую, синим фломастером.
Виктор хлебнул коньяка и решил: это конец! Конец форменный, бесповоротный и необратимый. Но ведь не может же быть вот так – просто, глупо и настолько непонятно, что и думать не хочется. И все же рано, решил Виктор, надо разобраться, хотя бы попытаться. Он тупо смотрел на второй листок. Ниже похвалы «за работу» размещалась надпись: «КЛАД 4. 4. 87. 122».
Деньги, поступившие от Кладова, какой-то таинственный «клад» порождали в кипящем мозгу, как ни странно, агонизирующий образ надежды – нелепой, надуманной и все же небеспочвенной. А вдруг? Друг детства, почитатель, человек, который чем-то обязан и внезапно вспомнивший и получивший от судьбы возможность отблагодарить, добрый волшебник… Мало ли что может случиться в этой многосложной жизни? Но не вяжется – коряво как-то. А жизнь сейчас не корявая? А его величество случай разве иногда не решает все? Решает, решает, но это не тот случай. Причём здесь эти смерти, эти люди. Виктор ещё раз приложился к бутылке – из горла, не до изысков. Посмотрел возраст умерших: первый – 58 лет, второй – 56. Не старики, не старики. Какая здесь связь? Ничего не понятно. Если бы личности уточнить… А что это даст? Полноту картины? Стоп, и всё же – о каком кладе идёт речь?
