Этельвульф почувствовал, как с его лица отхлынула кровь.
Прихожане поднимались с пола, не глядя друг другу в глаза. Вытирали платками кровь с лиц, нервно стряхивали крошки, сплёвывали изюм. Хор вновь грянул, заливаясь. Забыв о драке, случившейся лишь тридцать секунд назад, все в радости поздравляли соседей, троекратно целуясь: «Христос воскресе!» — «Воистину воскресе!» Зажглись свечи, лица присутствующих (в царапинах и синяках) преисполнились священного благоговения.
«Проклятый сукин сын! И тут он меня обставил». Демона охватило страстное желание прыгнуть на священника и оторвать ему при всех голову. «Сволочь какая… взял и опять обернул ситуацию в свою пользу». Что же делать? О, конечно, можно запереть церковь и сжечь её к чёртовой матери, но… это действие в Коллегии Демонов не зачтут как выполнение миссии. Напротив, за уничтожение объекта задания без мотивировки обязательно накажут: как минимум вечная каторга в качестве демона-ассенизатора в московских коллекторах, как максимум… не хочется даже и думать. Надо держать себя в руках. В когтях. В хвостах. В рогах. Блядь, как ему уже всё это надоело. Грёбаное Чёрное Воскресенье. Грёбаный хлеб с сахарной глазурью. Грёбаный изюм и яйца. Подхватив с пола полоску растерзанных трусиков, бес шаркающей походкой поплёлся к выходу. У дверей он повернулся — снова узрев на алтаре довольного отца Георгия.
Корнелий смачно харкнул и вышел за порог.
…Он не помнил, как дошёл до дороги и поднял руку. Тут же остановился потрёпанный годами «Дэу» с черноусым водителем за рулём. Не спрашивая цену, бес уселся рядом.
— Столешников переулок, — грустно произнёс он. — Гони, шеф… я тебя не обижу.
Глава 11
Девственница
(ул. Новослободская, у метро «Менделеевская»)
Сосед Этельвульфа по квартире, раджим Хамад, в разгар Чёрного Воскресенья тоже испытывал отнюдь не светлые чувства. В час ночи он стоял на автобусной остановке, мрачно курил и думал о самоубийстве — сегодня у него опять сорвалась девственница. «Пропади пропадом этот ужасный город, наверняка деланный ангелами-шмангелами, — по-восточному красочно сокрушался Хамад. — Как тут жить, слушай? Один могучий Иблис знает». Четыре месяца подряд он ухаживал за девственницей с Кавказа, дарил цветы, читал стихи Омара Хайяма, церемонно водил в кафе на шашлык и даже (страшно признаться) проникся к ней некоторыми чувствами. Сегодня они наконец-то после долгих уговоров легли в постель, и что же выяснилось? Когда, дрожа от невиданного счастья, благословляя одновременно всех духов зла и родственно близких к ним шайтанов, раджим оказался внутри девушки, он сразу понял — она не настоящая девственница, а «зашитая», заново сотворённая невинной при помощи хирургической операции.
Хамад рухнул с кровати на пол и горестно зарыдал.
Обманщица, увидев его страдания, аналогично залилась слезами и принялась лепетать, что, дескать, это была сугубо бытовая травма, её не касался ни один мужчина, однако родители настояли на операции. Увы, раджим уже вошёл в состояние крайнего гнева.
«Несчастная, — возопил Хамад, и из ноздрей его вырвалось пламя, а к потолку пошёл дым. — Как осмелилась ты обмануть демона своей ложной невинностью! Я пожру твою плоть, а кости брошу шакалам в выжженной солнцем аравийской пустыне, дабы они набили брюхо твоей падалью!» В этот момент он себя не контролировал — иначе бы раджима крайне озаботил не только тот факт, что он забылся и выглядит чересчур сверхъестественно, но и возможность наличия аравийской пустыни в окрестностях Москвы, Голая дама поступила весьма предсказуемо — закатила глаза и упала в обморок. Выход из человеческого облика при свидетелях считался серьёзным нарушением устава Коллегии Демонов, и раджим, придя в себя, откровенно перепугался. Он начал дрожащими руками творить заклинание «забвения», но впопыхах ошибся в терминах и вернул девице только что вторично утраченную невинность. Это не привело её в чувство, зато полностью исчерпало запасы колдовской субстанции. Взывая к мощи Иблиса, демон срочно и быстро (в течение минуты) согрешил с бесчувственным телом обманщицы, восполнив кредит маны с помощью сего гнусного поступка. И довольно вовремя — через пару секунд в квартиру вошли родители лжедевственницы, решившие сделать дочери сюрприз и пораньше вернуться с дачи. Обнаружив нагую дщерь в любовном беспорядке рядом с непонятным существом, с извинениями извергающим из носа тухлый дым (всякий демон, коего застали врасплох, не сразу способен вернуться в облик гуманоида), они приступили к привычным для человеческих существ действиям. Отец Фатимы бросился на Хамада с ножом, а её мать присоединилась к дочери — то бишь тоже лишилась чувств. Ощущая на своём лице пламя грядущих проклятий Асмодея, бедняга раджим в панике обратился в осла,
[10]
сбив покусителя с ног сильным ударом копыт. Отдышавшись, Хамад понял, что находится уже среди трёх бесчувственных тел, а мана ввиду непроизвольного обращения в ишака опять на нуле. В панике воззвав к Иблису всемогущему, а также целому легиону демонов зла, раджим, изнемогая от нервных переживаний, опустился на ковёр и принялся ждать возвращения человеческого обличья. Через десять минут чары потеряли силу — он со свистом вылетел из злосчастной квартиры.
«О, Иблис, джинны и дэвы! Четыре месяца ухаживаний — и всё верблюду под хвост!»
Он не помнил, как доехал до «Менделеевской» и зачем. Вышел на улицу и начал смолить одну сигарету за другой. Ему хотелось назад — в пустыни арабского Востока, вдыхать дым кальянов и жарить баранину среди других демонов, обмениваясь шутками о злых делах. Тротуары, несмотря на поздний час, были полны людей — как обычно в Чёрный День.
Мимо, смеясь, прошла пара студенток-первокурсниц.
Обе девушки, одетые в короткие, по-апрельски смелые платьица, в лёгких курточках, вышагивая среди луж, задорно стучали каблучками своих ботильонов. Хамад полуприкрыл глаза и глухо застонал. Надеяться, похоже, было совсем не на что.
— Дэвушки, э… — сказал он слабым голосом. — Едем шашлык-машлык кушать?
Взгляды студенток излили на демона цистерну презрения.
— Да пошёл ты отсюда, хач грёбаный… — прошипела одна из них.
— Пойду, — печально согласился Хамад. — Плохо жить в Москве и быть хачем.
Обуянный безумной восточной тоской раджим запрыгнул в подошедший автобус и поехал по направлению к метро «Савеловская». Пассажиры, судя по внешнему виду, в чём-то ему даже сочувствовали: вместе с ним внутрь влезли и киргизы, и узбеки, и армяне, и даже невесть как оказавшийся негр в зимней шапке. Хамад вспомнил злую шутку соседа Этельвульфа после присоединения к России Крыма — мол, в московский транспорт тоже пора вводить войска для защиты русскоязычного населения. Удивительно, но он не был единственным демоном в этом автобусе: все остальные пассажиры — тоже бесы. Целое транспортное средство, набитое адскими созданиями… Да-да. Армянин в кожаной куртке — дэв, чернокожий парень — гаитянский дух лоа, вселившийся в чужое тело, ну а узбек — шайтан. Что они все здесь делают? Глаз дёрнуло нервным тиком. Он вспомнил другой анекдот Корнелия — как неверная жена, которой предрекли смерть от воды, через три года случайно оказалась на корабле в бушующем море и в панике воззвала к Богу: «Со мной всё ясно, но гляди, сколько здесь погибает невинных людей!» В ответ с небес сверкает молния, и голос молвит: «Я вас, шлюх, три года в одном месте собирал!»
