Он почувствовал себя стремительно падающим в бездонную пропасть. Честолюбивые мечты и серенькая, безрадостная рутина повседневной московской жизни отсюда казались лишь быстротечным сном, прекрасным и нереальным. Реальным был этот сырой застенок и распятый на стене окровавленный, вопящий кусок мяса, бывший когда-то человеком.
Чеченец, который вел допрос, слегка повернул голову в сторону Рустама, и тот снова двинулся к распятому, поигрывая ножом. На сей раз звуки, которые издавал пленный бандит, были членораздельными.
– Не меня! – дико завопил он. – Добейте, гады, Христа ради! Не меня! Его возьмите! Нет! Его! Он козел, его возьмите! Не меня! Не-е-е-ет!!!
Крик перешел в какое-то прерывистое мычание и бульканье. Огромный Рустам сжал челюсти пленника крепкими, перепачканными кровью пальцами, с силой разжал их, вытянул наружу скользкий, бешено извивающийся язык и одним быстрым движением отхватил ту его часть, которая была снаружи. Пленник издал отчаянный рев, напоминавший предсмертное мычание коровы, и потерял сознание. Из его полуоткрытого рта хлынула густая кровь, заливая и без того окровавленные подбородок и грудь.
Олег Андреевич хотел отвернуться, но не мог. Жуткое зрелище гипнотизировало его, как взгляд змеи. Он поймал себя на том, что испытывает трусливое облегчение: пока что больно не ему. Но что будет, когда этот здоровенный бык, распятый на сырых кирпичах, все-таки истечет кровью и загнется? Об этом лучше не думать, решил Олег Андреевич.
Рустам тем временем подошел поближе и протянул своему земляку окровавленный нож, на острие которого был насажен кровоточащий обрубок языка. Он был похож на обыкновенный кусок мяса, но Олег Андреевич все равно отвернулся, когда эту жуткую штуковину поднесли к его глазам.
– Смотреть! – повелительно прикрикнул чеченец, и Олег Андреевич против собственной воли повернул голову. – Ты можешь быть где угодно, – продолжал чеченец, водя у него перед лицом своей страшной указкой. – С тобой может произойти что угодно. Все, что угодно, кроме возвращения к нормальной жизни. У тебя есть только один шанс уцелеть: сказать имя.
– Не.., знаю, – выдавил из себя Олег Андреевич. Чеченец молча стряхнул с кончика ножа отрезанный язык, подошел вплотную к стулу и вдруг принялся деловито расстегивать ширинку брюк – увы, не своих, а тех, что были на Олеге Андреевиче. Зуев заметил, что рукав белоснежной рубашки чеченца запачкался в крови, и вдруг понял, что именно тот собирается делать. Он почувствовал, что теряет даже те остатки контроля над своим телом, которые у него еще были, а в следующее мгновение по его бедрам обильно потекла обжигающе-горячая жидкость.
– Ф-фу, – с отвращением сказал чеченец, поспешно убирая руки и морща нос, – славянская свинья! Не думай, что это спасет твоего маленького дружка, – добавил он, обращаясь непосредственно к Олегу Андреевичу, и тот только теперь сообразил, что обмочился.
Чеченец обернулся к Рустаму и сказал ему что-то на непонятном Зуеву гортанном наречии. Видимо, это была шутка, потому что оба рассмеялись. Потом пассажир Олега Андреевича снова повернулся к нему.
– Ну, – сказал он, поднимая нож, – ты слил всю воду? Больше неожиданностей не будет? Тогда приступим. Только не вздумай обгадиться, потому что все, что из тебя выйдет, тебе придется сожрать.
Он снова наклонился над сырыми, издающими неприятный запах брюками пленника, и Олег Андреевич вдруг с предельной четкостью осознал, что колодец его выдержки и героизма вычерпан до дна. Больше там не осталось ни капли, а если бы что-то и осталось, какая разница?
– Нет, – проскрипел он, – стойте. Я скажу. Валиев. Это придумал Валиев. Он главный. Есть и другие, я скажу кто, но он самый главный.
– Другие меня не интересуют, – сказал чеченец, разгибаясь и опуская нож. – Их очередь наступит позже, если они не образумятся. Ты хорошо знаешь этого Валиева?
– Мы познакомились недавно. – Теперь слова лились непрерывным потоком, и Олег Андреевич испытывал облегчение: после того как имя Валиева прозвучало вслух, терять было уже нечего – предательство свершилось, и можно было перестать терзать себя неразрешимыми моральными проблемами. – Но сошлись довольно близко.
– Значит, ты можешь подойти к нему вплотную, и он не испугается, – с удовлетворением констатировал чеченец. – Это хорошо. Ты убьешь его и получишь за это деньги.
Олег Андреевич содрогнулся всем телом. Оказалось, что у пропасти, в которую он падал, на самом деле не было дна.
– Нет, – сказал он. – Что угодно, только не это. Лучше убейте меня.
– На самом деле ты так не думаешь, – лениво проговорил чеченец. – На самом деле ты готов убивать голыми руками, лишь бы сохранить свою жалкую жизнь. И кто сказал тебе, что мы тебя убьем? Это было бы слишком просто и для нас, и для тебя. Я объясню тебе, кто ты такой, если ты до сих пор этого не понял. Ты – мой пленник, раб, пес, никто. Ты будешь делать все, что я велю. Я могу тебя убить, могу отправить пасти овец или строить укрепленные блиндажи в горах, могу продать или обменять на пару баранов для шашлыка, могу отрезать тебе руку, зажарить ее и заставить тебя ее съесть. Тебя никто не спасет, о тебе никто не узнает. Ты – мой, и ты будешь мне служить. Я знаю много способов научить повиновению глупого пса. Я говорю правду. Ты мне веришь?
– Да, – после короткой паузы ответил Олег Андреевич и наконец заплакал. – Да, – повторил он сквозь рыдания, – я вам верю.
Продолжая рыдать, он увидел, как Рустам подошел к распятому на стене бандиту и поднес к его голове пистолет. Выстрел хлестнул по барабанным перепонкам, как плеть, голова пленника тяжело мотнулась и безжизненно повисла, и Зуев поймал себя на том, что завидует трупу черной завистью – тот уже не испытывал ни боли, ни страха.
Кроме того, перед смертью ему не пришлось никого предавать.
Глава 10
Сквозь забрызганное боковое окно Юрий смотрел, как Таня идет к коммерческой палатке. Оказалось, что он помнит ее образ до мельчайших деталей: ее волосы, лицо, огромные глаза, немного глуховатый голос и походку, полную природной грации, которой невозможно научиться. За внешним неотразимым обаянием в ней чувствовалась глубина и какой-то надлом, словно ей пришлось многое повидать и пережить. Учитывая ее связь с покойным Графом, Юрий предположил, что она и впрямь видала такое, от чего некоторых кадровых офицеров даже вывернуло бы наизнанку. Взять хотя бы Клоуна – личного палача Графа, дебила с ярко выраженными садистскими наклонностями. Если Таня входила в ближайшее окружение Графа, ей наверняка доводилось видеть, как работает Клоун.
Эти мысли снова всколыхнули в нем подозрения. Конечно, мир тесен, и их встреча могла быть случайной, но тень кровавых событий минувшего лета упорно маячила на заднем плане, отравляя воздух и делая милую улыбку Тани похожей на волчий оскал. Она была слишком умна, чтобы после смерти своего покровителя остаться без работы. Такие агенты на дороге не валяются, и ее вполне мог подобрать очередной авторитет, как кто-нибудь наверняка подобрал тех членов банды, до которых не добрался Юрий со своим старым “маузером”. Юрию очень хотелось верить, что Таня села к нему в машину случайно, повинуясь полуосознанной симпатии, связывающей людей, которые вместе прошли через ад, но в предположении, что она работает по заданию, было куда больше логики и здравого смысла.
