— Как?
— Прости ее.
— Я уже простил, — сказал Марк, чувствуя, как в нем растет гнев самооправдания. — Ты думаешь, мне хочется, чтобы моя сестра горела в аду? — И тут он отвернулся, испытав чувство стыда. Простил ли он? Можно ли было назвать прощением то, что произошло несколько часов назад?
— Прости ее еще раз, Марк. Прости ее снова и снова, как бы больно она тебя ни обидела в прошлом. Делай это столько раз, сколько нужно, чтобы она поверила в твое прощение. Я сказала и сделала все, что только знаю, и все равно не достучалась до нее. Наверное, Бог ждет, чтобы ты показал ей путь. Прошу тебя, Марк, покажи ей этот путь.
Она уже отвернулась, но он схватил ее за руку.
— Почему ты так любишь ее?
— Разве для любви должна быть какая-то причина?
— Да.
— Иисус призывает нас любить друг друга так, как любил нас Он.
— Не выдавай эту заповедь за ответ, Азарь. Мне легче ее любить. Она моя сестра. Но по-настоящему полюбила ее только ты. Твоя любовь гораздо сильнее, чем у кого-либо другого. — Марк почувствовал, как она напряглась, и ему захотелось сорвать с нее это покрывало, однако он не забыл предупреждение Демоцеда. И что тогда будет с ее чувствами? Что тогда будет с Юлией?
— Я не могу дать тебе ответов, которых у меня нет, — сказала она голосом, полным с трудом сдерживаемых эмоций. И Марк не мог понять, что заставляет ее так волноваться. — Я знаю только одно: когда я впервые увидела твою сестру, я полюбила ее так, как если бы она была моей кровью и плотью. В моей жизни были такие моменты, когда я очень хотела, чтобы Бог сжалился надо мной, но Он подарил мне любовь к Юлии. И я буду любить ее до тех пор, пока на то будет Божья воля.
Марк медленно отпустил ее. Отвернувшись, она прошла в спальню и села рядом с постелью. Он вошел вслед за ней и встал рядом. По всему ее виду было заметно, какая в ней происходит внутренняя борьба. Марк положил руки ей на плечи и почувствовал, какими они стали жесткими.
Она все время отталкивала его от себя. Почему? И почему он так отчаянно хотел к ней приблизиться? Растерянный и расстроенный, Марк отошел от нее.
— Пришли за мной, когда Юлия проснется, — сказал он и вышел.
Утром Юлия проснулась на совсем короткое время, после чего впала в кому.
50
Ездра Барьяхин в тот же день пришел поговорить с Марком. Пока они беседовали в библиотеке, по вызову Рафы на виллу пришел Александр Демоцед Амандин.
— Она пребывает в таком состоянии весь день, — сказала Хадасса. — Мандрагора перестала действовать уже много часов назад.
Приподняв веко Юлии, Александр повернулся к Хадассе.
— Вряд ли она выйдет из этого состояния, — прямо сказал он. — Это последняя стадия перед смертью.
— Но она не может умереть, Александр! Только не сейчас. Прошу тебя, помоги мне вернуть ее.
— Рафа, пожалуйста, пойми то, что я тебе хочу сказать. Мы ничего не можем сделать, чтобы вернуть ее. Все кончено. Мы сделали все, что в наших силах. Она уходит.
— И она отходит такой, какая она есть сейчас?
— Да…
Хадасса опустилась на стул и заплакала.
Александр пребывал в мрачном смятении. В чем бы ни заключалась причина верности Хадассы этой эгоистичной, жестокой женщине, эта верность была искренней и честной. Он поймал себя на мысли о том, как было бы хорошо, если бы все было так, как того хочет Хадасса.
Ее слезы коробили его. Ради нее он еще раз тщательно осмотрел Юлию. Она похудела даже по сравнению с тем днем, когда он видел ее в последний раз, — кожа да кости. Больные места стали еще хуже, поражено было практически все тело. Впервые с того дня, как Александр познакомился с Юлией Валериан, в нем проснулась жалость к ней. Какой бы она ни была и что бы она ни сделала, она все же была человеком.
Отойдя от постели, Александр увидел поднос с нетронутой пищей.
— Если она очнется, не давай ей есть ничего тяжелого. Бульон или кашицу — не более, — сказал он, не подумав о том, что поднос принесли для Хадассы. — Но я думаю, что надеяться уже не стоит.
Он взял из своей сумки небольшую коробку с лекарствами и протянул Хадассе. Она повертела ее в руках и рассмотрела, что в ней.
— У меня еще есть мандрагора, — сказала она и вернула ему коробку. Александр взял коробку и, глубоко вздохнув, сунул ее обратно в сумку, после чего отставил сумку в сторону.
— Нам надо поговорить, — сказал он, взял Хадассу за руку и помог ей подняться. Когда они вышли на балкон, он повернул ее к себе. — Ты сделала все, что могла, Хадасса. Теперь тебе надо дать ей спокойно уйти.
— Я не могу. По крайней мере, не сейчас.
— Когда?
— Когда она поверит в Христа…
— Если она не сделала этого до сих пор, она не сделает этого никогда.
— Не говори так!
Александр обнял ладонями лицо Хадассы.
— Но ты же не можешь спасти весь мир, дорогая моя.
Она схватила его за тунику.
— Я не могу спасти никого, — сказала Хадасса, прильнув к его груди. Она чувствовала себя такой уставшей. Ее сердце болело, она была просто опустошена.
— Я решил отправиться в Рим и поступить на службу в римское войско, — неожиданно сказал Александр.
Хадасса, поразившись услышанному, отпрянула от него.
Александр не был готов сказать ей все, поэтому сказал только то, что она была готова воспринять.
— У военных врачей больше свободы, чем у меня, а находясь в походах вместе с легионом, я смогу пополнять свои знания и опыт. У меня будет возможность собирать новые травы, больше узнавать о них. Ты только подумай о таких перспективах, Хадасса. Ты же знаешь, что кровоостанавливающие средства были открыты в военных походах. Радикс британника тоже. Это средство помогает при цинге. Нам нужно больше узнавать, но у меня нет такой возможности здесь, в Ефесе.
Он схватил ее за плечи, его глаза горели.
— Ты сделала в этом доме все, что могла, Хадасса. Я хочу, чтобы ты отправилась вместе со мной.
Глядя на него и видя его любовь к ней, Хадасса испытала искушение. Перед самым приходом Александра она слышала, как Лавиния говорила с другими женщинами из прислуги о том, что Марк встретил Ездру Барьяхина и сейчас беседует с ним. Она не сомневалась, что Ездра Барьяхин пришел, чтобы предложить Марку взять в жены его дочь. И если Марк согласится, это будет в его же интересах, и в этом браке он обретет наконец долгожданное счастье.
И вот теперь, когда кончина Юлии была уже вопросом времени, Хадасса подумала о том, что теперь удерживает ее в этом доме. Ей было порой непонятно, зачем Бог вообще привел ее сюда.
