Но на самом деле Александр подобных чувств вовсе не испытывал.
— И он, в конце концов, лишил меня всех средств и бросил. — Юлия глубоко вздохнула и потерла нос тыльной стороной ладони.
Она все говорила и говорила. Александр не перебивал ее, хотя уже стал догадываться, в чем причина ее недуга. Краткий осмотр должен будет только подтвердить его предположения. Он сидел и слушал, думая о том, какая связь существует между этой невероятно эгоистичной молодой женщиной и Хадассой. По мере того как Юлия говорила, возрастала и ее горечь, но в то же время все отчетливее проявлялась и ее безнравственность.
Наконец наступил момент, когда она полностью выговорилась.
— Может, ты что-то еще хочешь узнать?
— Я думаю, ты уже сказала достаточно, — спокойно ответил Александр. — Сними одежды.
Юлия сделала это без малейшего смущения. Сняв с плеч свою полинявшую красную тунику, она с робкой улыбкой стала наблюдать за лицом Александра, надеясь найти в нем хоть какой-то намек на восхищение. Но этого на его лице она не увидела.
Александр осмотрел ее с головы до ног, но ничего, кроме чисто медицинского интереса, на его лице не отразилось.
— Ляг, пожалуйста.
От уверенности в себе у Юлии не осталось и следа. Она сделала так, как он ей велел, стараясь казаться как можно непринужденнее.
— Когда-то у меня было красивое тело.
Хадасса подошла ближе к постели.
Осмотр занял достаточно много времени, и у Юлии выступили слезы боли и обиды. Александр действовал тщательно и методично. У него были крепкие нервы, но после того как выяснились размеры болезни Юлии, ему пришлось приложить немало сил, чтобы скрыть свое отвращение.
— Можешь одеваться.
Она быстро оделась, стараясь не смотреть на него.
Отойдя от постели, Александр направился к сосуду с водой. Он тщательно вымыл руки. Затем, налив в сосуд свежей воды, вымыл руки еще раз.
Хадасса подошла ближе и прикоснулась к плечу Юлии. Та слегка вздрогнула и подняла голову.
— О, — сказала она, облегченно вздохнув. — Я ведь скоро вылечусь, правда?
— Лечит только Бог, моя госпожа.
— Бог? — На лице Юлии отразился страх. — Какой бог?
Александр заговорил раньше, чем Хадасса успела что-то ответить.
— А какому богу ты поклоняешься? — спросил он, вытирая руки и быстро возвращаясь к постели.
— Любому, какому вы только скажете. Я поклонялась Артемиде и Асклепию. Приносила жертвы десяткам других.
Александр схватил Хадассу за локоть и отвел ее в сторону.
Юлия смотрела на них, и в глазах отражался все тот же страх.
— Вы можете сказать, что со мной?
Александр бросил полотенце на небольшой столик.
— У тебя венерическое заболевание, — прямо ответил он. — Очень сильная разновидность, которая лично в моей практике еще не встречалась. — Он покачал головой. — Если бы ты вызвала меня раньше, то, возможно…
— Раньше? Ты хочешь сказать, что уже ничего нельзя сделать?
Александр посмотрел на Хадассу.
— Помимо того чтобы выписать средства, которые могут смягчить симптомы, нет. Ничего другого я сделать не в силах.
Юлия растерянно заморгала, ее лицо побелело.
— Мне жаль, — сказал Александр. Его слова при этом были лишены каких-либо эмоций.
— Судя по тому, как ты разговариваешь, тебе вовсе меня не жаль! — Юлия долго смотрела на него, и ее лицо исказила гримаса. — В чем дело? У меня нет денег? Или мое имя вам ничего не говорит? Кто ты такой, чтобы отказывать мне в помощи!
За всю свою врачебную практику Александр еще ни к кому не испытывал такого отвращения, как к этой молодой особе. И дело было даже не в его догадке, что Юлия была из той семьи, которая отправила Хадассу на арену. Александр просто никогда раньше не встречал людей, которые так одержимы собственными интересами. Все симптомы болезни свидетельствовали о том, что жизнь этой женщины была сплошным распутством и искушением. У нее были бледность и истощение, характерные для тех, кто потребляет лотос, пользуясь его наркотическими свойствами, а по ее дыханию можно было судить о том, что она постоянно пьет дешевое вино. Ее сексуальные похождения вышли далеко за все рамки приличия и здравого смысла. Александру даже стало интересно, есть ли в этой жизни что-то такое, чего она не сделала, и пришел к твердому убеждению, что нет.
Больше часа она рассказывала ему о себе, о своих недугах, своем недовольстве, своей боли, своих страданиях. И при этом совершенно не понимала, что все то, что с ней сейчас произошло, является последствием ее выбора, ее образа жизни, ее одержимого стремления к удовольствиям. Разве не имела она право искать удовольствий и радоваться жизни так, как она сама того хотела? Что в этом было плохого? И при этом она хотела, чтобы он вылечил ее, чтобы она и дальше жила так, как ей хочется. Ее совершенно не волновала его карьера, его принципы, его чувства. Она требовала, чтобы он поставил ее на ноги, тогда как, по сути дела, она сама встала на путь смертельной болезни.
Александр не испытывал ни малейшей жалости к этой женщине.
Все его мысли были сосредоточены на Хадассе, изуродованной, страдающей от боли и медленного, многомесячного выздоровления. Он никогда не слышал от нее ни слова жалобы или голословного обвинения других. Не проходило и дня, чтобы Хадасса не страдала от ран, полученных на арене, а те глубокие шрамы, которые остались у нее навсегда, лишили ее всяких шансов на нормальную жизнь.
И вот теперь неизлечимо больная молодая женщина взывает о помощи, взывает не смиренно, а требовательно — она требует избавить ее от той болезни, причиной которой стала она сама.
— Это нечестно! Я не виновата в том, что больна!
— В самом деле? — произнес Александр, укладывая назад свои инструменты.
— Дайте мне что-нибудь, чтобы мне стало лучше! Я знаю, что вы сможете меня вылечить, если только приложите к этому все силы.
— У меня много больных.
— А мне нет дела до ваших больных. Кто они такие, когда я так страдаю?
От такого тона и таких слов у Александра мурашки пробежали по спине.
В этот момент Хадасса подошла к нему и положила свою руку ему на плечо.
— Александр.
Услышав эту тихую мольбу, он довольно сердито ответил:
— Даже не проси об этом!
— Пожалуйста.
— Ты что, ничего не слышала? — гневно прошептал он ей.
— Я слышу голос потерянного человека.
— Который даже не стоит того, чтобы его нашли. Нет, — твердо сказал Александр. Разительный контраст между этими двумя женщинами оставил в его сердце тяжелый осадок.
