Хадасса опустила голову.
— Нет, — тихо ответила она.
— Не по той ли причине ничего не случилось, что вся семья Валерианов находится под Божьим проклятием за то, что они сделали с тобой?
Хадасса взглянула на Александра в упор, явно пораженная его предположением.
— Каждый человек дорог для Бога.
— Кто-то дороже других.
— Нет! Господь беспристрастен!
— Господь справедлив, — твердо сказал Александр, убежденный в том, что Юлия Валериан получает то, что в полной мере заслужила. — Я не собираюсь рисковать своей карьерой и возможностью помогать огромному количеству других больных, тщетно пытаясь спасти женщину, которая заслуживает все то, что с ней произошло.
— Кто ты, что судишь о людях?
— Твой друг! Тот, кто взял тебя из рук Харона. Помнишь? Тот, кто собирал тебя по кускам! Тот, кто л… — Александр вдруг осекся, пораженный тем, что он едва не сказал: Тот, кто любит тебя!
— Значит, в том, что я жива, твоя заслуга?
— Да! — отчаянно воскликнул Александр. В следующее мгновение его лицо исказила гримаса, и он махнул рукой. — Нет! — Глубоко вздохнув, он потер заднюю сторону шеи и отвернулся от Хадассы. — Отчасти.
Она долго молчала, потом произнесла:
— Сейчас ты сказал мне больше, чем тогда, когда поверил, что на мне рука Господа.
Александр взглянул на нее, и его снова охватило отчаяние. Она отдалялась от него. Он это чувствовал.
— Да. Я верю, что Бог оставил тебя в живых, чтобы ты могла научить меня.
— И больше ни по какой другой причине?
— А все другие причины исходят из этой. Разве ты не видишь? Если Бог оставил тебя в живых не для того, чтобы учить меня, что было бы с Севериной, Боэтом, Еленой и сотнями других людей, которые приходили к нам, когда мы еще жили возле бань? Что было бы сейчас с женой Магониана и его сыном, если бы не ты? А сколько еще людей в этом городе нуждается в том даре, который твой Бог даровал тебе?
Его слова не убедили ее.
— Мое возвращение к Юлии — это вопрос чести.
— Какой чести? Только безумец может снова предать тебя в руки женщины настолько падшей и развратной, что теперь она умирает ужаснейшей смертью, которой и врагу-то не пожелаешь. И я не удивлюсь, если узнаю про нее такие вещи, о которых ты даже представления не имеешь.
Хадасса жила у Юлии и служила ей семь лет. И знала о ней гораздо больше, чем Александр мог себе представить. Ей отчасти хотелось думать именно об этой стороне жизни своей бывшей хозяйки, чтобы прикрываться подобными воспоминаниями, как щитом, и не смягчать своего сердца. Но она знала, что не должна так поступать. Стремление помнить только о грехах Юлии неугодно Богу. И, что самое ужасное, это помешало бы Хадассе исполнить Божью волю.
— Я дала Господу слово.
— Господь отдал тебя мне.
Хадасса нежно ему улыбнулась.
— Потому что Он знал, что, когда наступит время, ты отпустишь меня.
— Нет, я тебя не отпущу, — сказал Александр. Она тихо села, глядя на него. Он снова вздохнул. — Ты просто не понимаешь. Стоит тебе открыть лицо, стоит ей узнать, кто ты есть, и она снова отправит тебя на съедение львам. И чего ты тогда добьешься, кроме собственной смерти?
Она опустила глаза.
— Да, это рискованно.
— И тебе вовсе не нужно так рисковать.
В этот момент Хадасса снова подняла на него глаза и от неуверенности в ее взгляде не осталось и следа.
— Огромная возможность требует огромного риска.
— Возможность! Возможность чего?
— Если на то Божья воля, привести Юлию к спасению.
Пораженный, Александр уставился на Хадассу.
— Почему из всех людей ты хочешь спасти от чего-то именно ее? — Увидев слезы на глазах Хадассы, он удивился еще больше. Он не мог в это поверить. Она говорила с полной убежденностью в собственной правоте. Неужели она так наивна?
Он подошел к Хадассе и взял ее за руки.
— Я никогда не смогу понять тебя, — глухим голосом произнес он. — Любой другой на твоем месте полжизни отдал бы только за то, чтобы стоять у постели этой женщины и видеть, как она умирает за свои злодеяния. А ты… ты горюешь о ней.
— Когда-то она была ребенком, Александр. Была полна радости и нежности. Такой, как сейчас, ее сделал этот мир.
— Но в равной степени и она сама губила себя и других.
— Возможно, — грустно сказала Хадасса, — но то, о чем я прошу, — ничто по сравнению с тем, что было сделано со мной.
Александр сжал ее руки в своих.
— Я не могу тебя отпустить. — Она была так дорога для других больных… Для него… Тогда как Юлия Валериан в его глазах была полным ничтожеством.
— Я не могу слушать тебя, Александр. Я должна слушать Господа.
Ее убежденность приводила Александра в полную растерянность.
— И Бог так настойчиво говорит тебе о том, чтобы ты вернулась к ней?
— Мне это говорит мое сердце.
— А что говорит твоя голова?
Хадасса улыбнулась.
— Я обо всем подумала.
— Не уверен. — Александр обнял ладонями ее израненные щеки. — Твое сердце всегда было мягким, Хадасса. Но у той женщины вместо сердца камень. — Он провел руками по шрамам, которые изуродовали лицо Хадассы, надеясь, что она вспомнит львов на арене и того, кто отправил ее на встречу с ними. Взглянув Хадассе в глаза, Александр увидел, что она все помнила. — Ты нужна здесь, — сказал он, подумав о том, что, может быть, теперь она понимает, о чем он говорит.
Когда она ничего не ответила, он взял ее за руки и притянул к себе. Его сердце бешено колотилось от страха за нее… И от чего-то еще. Но чего именно, он не хотел признавать. Потому что, если бы он это сделал, если бы он позволил себе сказать ей все те слова, которые у него накопились, а потом потерял бы ее, он бы не смог этого вынести. Когда он заговорил дальше, эти невысказанные чувства звучали в его голосе:
— Я сделаю все для того, чтобы здесь ты была в безопасности. И Рашид тоже.
Хадасса отстранилась от него.
— Вы с Рашидом ничего не понимаете. У меня уже есть Защитник.
— Да, и Бог привел тебя сюда, ко мне, дал тебе Рашида, каким бы кровожадным он ни был. Так прислушайся к нам! — Александр снова обнял ладонями ее лицо. — Я ни за что не позволю тебе вверять твою жизнь в руки таких, как эта женщина.
Хадасса убрала его руки от своего лица и задержала в своих.
— Богу дорог каждый человек, Александр. Им сосчитан каждый волос на твоей голове. — С этими словами она встала.
