— Что? — встрепенулась Сесилия.
— Заглянул в твои голубые глаза и сказал: «Я ждал тебя».
— Правда?
— Правда. Именно так и сказал.
— Как же он мог меня ждать, если даже не знал, кто я?
— По-моему, знал, — ответила Хонор. — Мы оба знали. И поэтому так тебя любим, всегда любили и будем любить. Не представляем себе жизни без Сес.
— Идет! — крикнула Реджис. — Идет по винограднику! Скорее бегите сюда…
— Надо идти, — согласилась Хонор. — Выбирай рубашечку, детка.
— Эту? — Сес схватила рубашку в бело-синих полосках.
— Прекрасно. — Она перехватила виноватый взгляд дочки.
— Ох, нет. Я вся промокла, а из-за меня и ты тоже…
Опустив глаза, Хонор увидела, что ее платье промокло от слез дочери. Сердце сжалось. Заботясь о девочках, она забыла о собственных чувствах. Вообще не понимает, как относится к происходящему. Вдруг после возвращения Джона в их жизни произойдет нечто ужасное? Перед ней сейчас столько проблем и сомнений, что хочется выскочить в заднюю дверь.
— Твое платье, мам, — всхлипнула Сес.
— Не волнуйся. — Она погладила ее по плечу.
Вернувшись на кухню, взяла бумажное полотенце. Девочки бросились в коридор, Реджис и Агнес поспешно развернули приветственный лозунг, который они изготовили сообща: написали текст красками, наклеили, украсили блестками, гофрированными бумажными лентами.
Хонор понаблюдала, как дети прикрепляют лозунг на двух высоких ветках топляка в честь излюбленного материала отца для прибрежной скульптуры, а потом направилась к двери.
Джон шел по дорожке, опустив голову, думая, как она поняла, будто его никто не видит. В брюках хаки и синей рубашке, с букетом луговых цветов, растущих на берегу — астры, синеглазый гибискус, душистый горошек. Некогда темные волосы осеребрились — она с болью это заметила. Когда он поднял глаза, Хонор увидела в них все: волнение и неуверенность сменились удивлением и немыслимой радостью при виде нее и трех девочек и приветственного транспаранта над дверью.
— Привет, Джон, — сказала она из парадных дверей.
— Привет, Хонор, — ответил он.
Они просто стояли, и она какое-то время не знала, что делать. Солнце садилось за холмы Академии, бросая лучи на горный хребет и каменные стены. Волны мирно и неустанно бились о берег. Сердце у нее стучало, платье спереди промокло от слез Сес. Джон взглянул ей в глаза, как бы давая последний шанс на отступление.
— Добро пожаловать домой, папа, — воскликнула Реджис.
— Ты здесь… — прошептала Агнес.
— Я ждала тебя, — вспомнила Сес, и из глаз Джона хлынули слезы. Из глаз Хонор тоже.
Все долго смотрели друг на друга. Здесь был его дом, и Хонор понимала, что значит для него возвращение. Иными ночами мечтала об этом, в другие решала никогда больше сюда его не пускать. Джон протянул ей цветы, ожидая ответного знака.
— Ты здесь, — проговорила Хонор, глядя ему в глаза.
— Никогда не думал… — начал он.
На нее нахлынула паника. Она не знала, что он собирался сказать, но чувствовала, что больше не выдержит. Протянула к луговым цветам дрожавшую руку.
— Входи. — Посторонилась, и он вошел.
Когда Джон шагнул в дверь мимо Хонор, по его коже побежали мурашки. Он впитывал все — каждую деталь, каждый звук, каждый запах. Выражение ее глаз подействовало на него слишком сильно, он боролся с желанием убежать. И одновременно хотел облегчить напряженность, почувствовать прежнюю радость, видя жену и дочерей в своем бывшем доме.
Сесилия попятилась с широкой улыбкой, тараща на него глаза.
— Ты в самом деле здесь…
— В самом деле.
Все стояли в ожидании, когда он еще что-то скажет.
— Что будешь пить, Джон? — неожиданно спросила Хонор.
— Выпью пива.
Она пошла ставить цветы в воду, наливать стаканы, в чем он увидел непривычную официальность. Неужели надеялся легко вернуть прошлое? Знала ли она, чего он хочет, когда, как обычно, дразнила и целовала его? Даже девочки как-то смешались, расставляя бокалы для коктейлей, словно он был здесь гостем. Одна Сес топчется рядом, как будто никогда в жизни не видела столь удивительного человека.
Они пошли на заднюю веранду, откуда открывался широкий вид на поля и виноградник до самого берега. Справа за устьем реки Коннектикут сверкал огонь маяка у Фенвика. Реджис водрузила на середину стола поднос с моллюсками, Агнес протянула отцу блюдо с сыром и крекерами. Козий сыр из штата Нью-Йорк, камамбер, вермонтский чеддер — его любимые сорта. Он взял у нее тарелку, глядя, как она усаживается, улыбается, воздушная, как покалеченный ангел, в белом платье, с забинтованной головой.
— Спасибо, Агнес.
— Я помню, что ты любишь сыр.
Хонор принесла напитки, а Сес ткнула пальцем на соус.
— Это я приготовила.
— Поосторожнее, папа, — предупредила Реджис. — Она любит острое.
— Я тоже, — сказал Джон, и все проследили, как он капнул каплю соуса на моллюска, поднес к губам и съел. — Ух, здорово!
— Спасибо! — воскликнула Сес, просияв, когда он повторил то же самое.
Моллюски соленые, свежие, прямо из пролива Лонг-Айленд. Давненько он не ел моллюсков. Каждый вкусный кусочек напоминал ему, сколько он упустил — забыл простые, обычные радости, закуску перед обедом, — потому что упустил самое главное: жизнь с Хонор и детьми.
— Расскажите мне все, — попросил Джон.
— Очень много придется рассказывать, — мрачно заметила Сес. — С чего начинать?
— Как у тебя дела, Реджис? Когда познакомишь нас с Питером?
— Скоро, — улыбнулась она. — Собственно, я к десерту его пригласила. По-моему, чем скорее, тем лучше, учитывая… — Она взглянула на обручальное кольцо у себя на пальце.
Джон даже не мог поверить, что Реджис обручена, носит кольцо, и оглянулся на Хонор, которая также была очень удивлена. Даже после шестилетней разлуки он понял: у нее есть что сказать по этому поводу.
— Не только у нее завелся дружок, — сообщила Сес.
— У тебя тоже? — спросил Джон.
— Только не у меня! — фыркнула она, напоминая маленькую Реджис, которая воспринимала любой намек на дружка, как страшнейшее оскорбление.
— У кого же? — допытывался он с замершим на миг сердцем, опасаясь услышать: «У мамы».
— У Агнес. — Сес покосилась на сестру.
— Он мне никакой не дружок, — вспыхнула Агнес.
— И я тоже так думаю, — подтвердила Реджис.
— Давайте не будем об этом, — взмолилась Агнес.
— Ну, хотя бы скажи мне, как его зовут, — попросил Джон.