— Ну, ладно, — буркнул он. Сердце слегка упало. Об этом не хотелось ни думать, ни говорить, но если она спрашивает, он обязан ответить. Пробираясь по лесу у Томагавк-Пойнт, Хонор взяла его за руку, внушив желание рассказать все, что ей хочется слышать.
— Они были там. Я чуял их в доках Кова. Думал, что было бы с нами, если бы мы видели уплывающих девочек, зная, что никогда больше их не увидим. Чувствовал призраки наших родных, живших сто лет назад.
— И я чувствовала их всякий раз, когда мы уезжали после свиданий с тобой.
— Знаешь, — сказал он, — при всем своем страстном желании повидаться с тобой и с девочками, я почти радовался, когда вы перестали меня навещать. Потому что не мог выносить расставания.
— И мы тоже, — призналась Хонор. Какое-то время они шагали молча, только листья шуршали под ногами, да чайки кричали на берегу впереди.
За поворотом она прильнула к нему. Высокий склон холма сбегал к берегу. Чтобы спуститься, надо либо на него взобраться, либо пролезть под упавшим стволом. Джон замер на месте, наслаждаясь тяжестью ее тела. Так и стоял бы всю ночь.
— Готов? — спросила Хонор, глядя на крутую тропинку.
— По твоей команде, — кивнул он и нырнул под дерево, ожидая, когда она последует за ним.
— Вперед, — скомандовала Хонор, и Джон сделал первый шаг по неровной тропинке, прорезанной канавками от ручьев, скользя по гальке, поддерживая ее, не давая упасть. Спустились в целости и сохранности, ступни утонули в мягком песке, и она опять протянула ему руку.
Дойдя до центрального пляжа, увидели уже много народу, усевшегося на подстилках. Киноэкраном служила белая простыня, натянутая между столбами, напоминавшими стойки футбольных ворот. Хонор огляделась в поисках свободного места, и Джон обрадовался, что оно отыскалось позади собравшейся толпы.
— Здесь годится? — спросил он.
— Отлично, — кивнула она. — Только надо выкопать ямку.
— Правильно.
Оба пригнулись, разгребли песок, соорудив маленький холмик под спину. Рыли с воодушевлением, вычерпывая песок горстями, утрамбовывая на краю. Расстелили в ямке подстилку, приготовились сесть и смотреть кино, когда кто-то вдруг окликнул Хонор.
— Это ты?
— Да, — сказала она, вглядываясь в темноту, откуда вынырнули двое ее старых подружек из Хаббард-Пойнт: Сьюзи Райт и Дарби Рейд. Джон с ними тоже был давно знаком. — Кино пришли посмотреть.
— Кто бы мог подумать! — воскликнула Сьюзи. — Жутко приятно видеть здесь кого-нибудь из старой гвардии. Мало кто остался… Смотри, вон там Бэй Маккейб и Тара О'Тул с Мэв Джеймсон на пляжном настиле…
— Ой, Мэв, — радостно охнула Хонор. — Они с моей мамой были лучшими подругами…
— Я слышала, твоя дочка выходит за парня из Хаббард-Пойнт?
— За Питера Дрейка, — подтвердила она. — Они обручились.
— Да ведь и его родители здесь. Видишь? Сидят позади Мэв и Тары.
— Ты с ними уже познакомился, Джон? — спросила Дарби.
— Они наверняка обо мне слышали.
— Разумеется, — весело вставила Сьюзи. — Мы все гордимся знакомством с известным художником.
Хонор бросила на приятельницу благодарный взгляд, и Джон сразу понял, как она страдала, часто вынужденная обороняться от друзей и знакомых.
Экран осветился, кино начиналось. Сьюзи и Дарби снова расцеловали Хонор, улыбнулись на прощание Джону и отправились к своей подстилке. Глядя им вслед, он заметил, что кое-кто оглядывается с пляжного настила в его сторону.
Хонор дернула его за руку, усадила. Они утонули в выкопанной яме, укрывшись за спинкой от любопытных глаз.
— Как ты? — спросила она.
— Отлично. А ты?
— И я тоже.
Они улыбнулись, точно зная, что оба солгали. Выглянув за песочную спинку, он с заколотившимся сердцем увидел, что пара, на которую указала Сьюзи, как на родителей Питера, пристально смотрит на него, переговариваясь с какими-то другими людьми. Ему показалось, будто его линчуют.
— Хонор, — сказал Джон, — ты действительно хорошо себя чувствуешь?
— Абсолютно. Все лучше и лучше.
— Так ты и должна жить. Со мной. Подобные люди таращат глаза, сплетничают о нас. Я тебя не виню в том, что это тебе неприятно. Клянусь, вообще ни в чем тебя не виню.
— Уверяю тебя, мне глубоко плевать на людей. Никогда на них не обращаю внимания. — Она поднялась, стряхнула с себя песок. — Пошли.
— Ты что?
Хонор протянула руку, заставила его встать, повела по берегу к помосту, сверкая глазами. Джон взглянул вверх на Млечный Путь, горевший прозрачными белыми звездами в летнем небе. Хонор направилась прямо к семейной паре, стоявшей в павильоне.
— Привет, Милли, — тепло улыбнулась она. — Здравствуйте, Ральф. Хочу вас познакомить с моим мужем Джоном.
Он встрепенулся и замер, услышав: «с моим мужем», а не «с отцом Реджис».
— Очень приятно, — кивнул Джон.
Все обменялись рукопожатиями.
— Мы о вас много слышали, — заметила Милли, не сдержав широкой усмешки и не уточняя, что именно они о нем слышали.
— Действительно, — подтвердил Ральф с дружелюбной улыбкой.
Видно, неплохо живет: лицо румяное, глаза прищурены.
Затем последовало глухое молчание — Дрейки дали понять, что слышали о нем не только, как о знаменитом художнике. Джон чувствовал себя в эпицентре урагана, в затишье перед бурей. В душе накапливалась тревога, давление падало. Нарастала та самая ярость, которая одолевала его в тюрьме Портлаоз, — его судят родители парня, который ему уже не понравился в качестве будущего мужа его родной дочери.
— Значит, — заключил Ральф, взглянув на Джона уже не как дружелюбный партнер по гольфу, а как акула, выпучив глаза, — вышли досрочно.
— Отбыл срок полностью, — поправил Джон.
— Друзья из дублинского суда сообщили мне, что Том Келли нанял для вас адвоката.
— Ральф… — властно одернула его Милли.
— Друзья из дублинского суда… — повторил Джон.
— Я поинтересовался, — признался Ральф. — В конце концов ваша дочь выходит за моего сына.
— Вам следовало просто меня спросить, — резко оборвала его Хонор. — Я ничего не собиралась скрывать.
— Вы даже не знали, что он возвращается, — заметил Ральф.
Джон видел, как Хонор встала сзади, понял, что она старается защитить его, но Ральф сказал правду. Картинка на пляже мелькала и прыгала из-за технических неполадок. Публика возмущенно гудела, мальчишки, пользуясь возможностью, бегали к фургону с мороженым.
— Я не сообщал ей об этом, — сказал Джон. — Сам принял такое решение, зная, что довелось пережить моей семье, и не желая ее ни к чему принуждать.
