Берни не находила покоя. Близилась вечерня, Том в саду обрезал те же розовые кусты, которыми занимался вчера. Хонор дежурила на берегу, появились Агнес и Сес вместе с Сеслой, остановились у здания, пристально глядя на него. Возникло ужасное предчувствие. Чего?
Она подумала о Брендане. Где он — с Джоном? Присматривает ли за ним брат в полицейском участке? Ей известна фамилия юноши, можно было бы заглянуть в телефонный справочник, позвонить родителям, сообщить, где он находится. Но ее что-то удерживало.
У нее есть дела, она волнуется за Реджис. Сестры, конечно, помолятся на вечерне, на последней службе, на всенощных, но все четки на свете не удержат отчаянную племянницу от исполнения принятого решения. Берни направилась в библиотеку Академии, где ощущала особую близость с Реджис, когда они работали вместе. По пути взглянула в окно на двух других племянниц и Сеслу.
В библиотеке сразу направилась в отдел редких книг. Там стоит сейф, где хранятся деньги из монастырских фондов, важные документы, ее личные дневники. В первое время, проведенное в монастыре, она очень часто сюда заходила ради молитв и забвения.
— Привет, тетя Берни.
Бернадетта едва не шарахнулась от неожиданности и, подняв глаза, охнула:
— Реджис…
Племянница стояла на складной лесенке, повязав платком голову, вытирая пыль с книг на верхней полке, как в обычный рабочий день. Чуть отойдя, Берни смотрела, как она вынимает каждый том, держит в руках, медленно протирает фланелью и ставит аккуратно на полку.
— Сегодня действительно твоя смена, хотя я тебя не ожидала увидеть.
— Я теперь очень серьезно отношусь к своему долгу, — ответила Реджис.
— Тебя все родные разыскивают.
— Родные все время друг друга разыскивают.
У Берни сильно стукнуло сердце — что девочка хочет этим сказать?
— Может, слезешь? Полки вовсе не нуждаются в срочной уборке.
— Ты неправильно выражаешься, — заметила Реджис, осторожно вытирая зеленую обложку.
— То есть?
— Говоришь «полки», — объяснила она, — а я думаю о книгах. Знаешь, когда некоторые из них в последний раз читали? — Открыла том, взглянула на формуляр. — Вот эту в последний раз брали в тысяча девятьсот семьдесят третьем году. С тех пор к ней, наверно, впервые прикасается человеческая рука. Бедная старая книга…
— Как она называется?
Реджис посмотрела на корешок.
— «Vita Sanctus Aloysius Gonzaga».
— «Житие Святого Алоизия Гонзаги» по-латыни, — перевела Бернадетта. — Он был итальянским аристократом, выросшим в замке. Отец его был заядлым игроком, мать несчастной.
— По-моему, у многих святых семьи были несчастные. Фактически, у многих людей, не только у святых.
— Что на тебя нашло, Реджис Мария? — спросила Бернадетта. — Сначала я слышу, какой спектакль ты устроила вчера вечером, потом сбежала, заставив родных волноваться, теперь делаешь подобные заявления… Сейчас же слезай и рассказывай, что стряслось.
Они пристально смотрели друг на друга, в глазах Реджис сверкали слезы. Стараясь сдержать их, она спустилась с лестницы.
— Дай мне, пожалуйста, книгу о Гонзаге, — попросила Берни, протянула руку, стиснула пальцы племянницы, видя, как вздрагивают ее плечи, и медленно повела Реджис по библиотеке. Длинные узкие залы были построены по такому же плану, как Длинный зал Тринити-колледжа в Дублине, со сводчатыми потолками, галереями книжных шкафов, мезонином, огороженным дубовой балюстрадой, двухъярусными стеллажами. Прадед Тома не считался с расходами. В Дублине Берни с Томом бывали в той библиотеке, о чем она вспоминала каждый раз, проходя по этой.
Придя в свой кабинет, она положила книгу сверху на стопку томов о святом Франциске Ассизском, еще одном святом, отрекшемся от отца, богатого землевладельца. Портрет прадеда Тома строго смотрел со стены, как будто допытывался, чем ее заинтересовали именно эти книги, почему они напоминают ей о Томе Келли. Повернувшись к портрету спиной, Берни посмотрела на Реджис.
— Рассказывай, в чем дело.
— Это я тебя должна спросить.
— Твои родители очень тревожатся. Питер тоже. Заезжал сюда, тебя искал.
— Мы уже не помолвлены. Вчера вечером я вернула ему кольцо.
— Знаю, — кивнула Берни.
— Священник обрадуется. Все время старался отговорить нас от женитьбы. Ты его попросила?
— Каким бы авторитетом я ни пользовалась в Ватикане и архиепископстве, мое влияние заканчивается у дверей приходского дома отца Джо. Что он говорил?
— Что мы должны обождать, полностью убедиться в своих намерениях и прочее, как обычно. В основном, то же самое, что говорили вы с мамой и Дрейки.
— Теперь тебе ясно, что это разумно?
— Разумность слов сильно переоценивается.
— Вот как?
— Угу.
— А что лучше разумности?
— Любовь, — сказала Реджис. — Страсть. Не говори, будто не понимаешь.
— Я монахиня, — напомнила Бернадетта.
— Да, — прищурилась Реджис. — Только не всегда ей была.
У Берни оборвалось сердце.
— Я поняла, что мы с Питером сделали бы ошибку. Я вышла бы за него по ложным соображениям. Это было бы несправедливо. Просто хотела укрыться…
— От чего?
Она тряхнула головой.
— Какое это имеет значение? Скрыться, значит, хранить тайну. Ты знаешь.
— Что это ты имеешь в виду?
Реджис бросила на нее стальной взгляд прелестных голубых глаз. Бернадетта увидела в них себя и вспыхнула.
— Мне все известно про вас с Томом.
Пульс зачастил, но она не отреагировала, а просто разглядывала стопку книг на письменном столе. Святой Франциск Ассизский был мечтателем со щедрой и доброй душой. Любил все живое, любил самых бедных, уйдя из богатой семьи. Том Келли, отпрыск одного из влиятельнейших семейств на восточном побережье Америки, служит смотрителем в Академии «Звезда морей» на берегу Коннектикута, досконально зная и любовно ухаживая за всем, что находится за серыми каменными стенами.
— Реджис, — шагнула к ней Бернадетта, — я понимаю, ты думаешь, будто тебе что-то известно, но на самом деле ничего не знаешь.
— Он любил тебя, хотел жениться, а ты отказалась. Знаю, что мой отец с Томом нашли в стене, зачем наша семья поехала в Ирландию. Вы с Томом первыми туда отправились.
— Хотели отыскать свои корни. Родные Тома жили в Дублине, поэтому мы туда и приехали. Тебе это известно.
— Но тайна неизвестна…
Бернадетта молчала, с глубоким вздохом глядя на племянницу.
— Вас какая-то тайна заставила ехать в Ирландию, — твердила Реджис, тоже глядя на нее. — И у меня есть такая.
