— Нет… — пролепетала Люсинда.
— Я еду в Нью-Йорк, — сказал Алан. — Тим говорит, что с Эми все в порядке, а с Дианой гораздо хуже.
— Возьми меня с собой…
Алан отрицательно покачал головой. Он пытался сохранять самообладание. Придерживая Джулию, он поцеловал ее головку, на десять долгих секунд прильнув губами к ее прохладному лбу. Она была плотью и кровью Дианы. Она была единственным ребенком его возлюбленной, и он держал Диану за руку, утирая пот с ее глаз, в ту ночь, когда Джулия появилась на свет. Он присутствовал при ее рождении.
— Останься с Джулией, — сказал он, передавая девочку в объятия бабушки. — Ты нужна ей.
— Алан!
— Я позвоню, как только что-нибудь узнаю, — сказал Алан. Он достал из кармана ключи от машины. Поездка до Нью-Йорка по шоссе № 95 занимала максимум два часа. Он был врачом, которого обучили контролировать себя в подобные моменты. Но, поглядев в глаза матери Дианы и увидев, как пристально Джулия смотрела на него, он с трудом сдержал рыдания.
Тиму пришлось ждать больше часа, пока Диану возили на МРТ, а потом еще час, пока ее осматривал пластический хирург. К тому времени, когда ему разрешили пройти в ОИТ, он уже собирался уходить. Он ужасно вспотел. Больничная атмосфера заставляла его нервничать. Попав сюда, он словно оказался в пчелином улье. На него нахлынули воспоминания о Ниле, когда его и Алана не пускали в комнату к брату, когда им объяснили, что в больницы людей привозят доживать последние дни. А отделение интенсивной терапии было средоточием этого зла.
Он подавил свои страхи. Ему позвонили, и чтобы добраться сюда, он преодолел немало миль по суше и морю. В этот раз он поступил правильно — теперь они могли забыть о Ньюпорте и Новой Шотландии. Тим приехал. Имели ли они хотя бы малейшее представление о том, что он переживал, находясь в больнице, в ОИТ?
Ему казалось, что все взгляды были устремлены на него. Он, наверное, даже позеленел. Ведя его к нужной палате, медсестра улыбалась. У Тима заныло сердце. Он чувствовал себя так, словно только что прорвался сквозь кошмарный ураган с огромными волнами. В одной из кроватей лежала Диана. Теперь Тиму предстояло встретиться с женщиной, которую он когда-то любил.
— Вот она, — прошептала медсестра.
Тим лишился дара речи.
Диана лежала под белым покрывалом. Ее потемневшее от синяков лицо покрывали порезы, но она все равно выглядела сущим ангелом. Это была девушка, которую он давным-давно взял в жены. Годы растворились в небытии, и он увидел ее стоявшей в мастерской возле игрушечного домика, который Тим должен был доставить Алану. Сейчас же он смотрел на Диану, искренне желая поддержать ее в эту трудную минуту. Для этого он и примчался сюда.
Но она не двигалась.
Тим придвинул к кровати единственное кресло. Он уселся на него, смахнул с глаз свои космы и просто глядел на нее. Ее длинных белокурых волос не было видно. Ее светлые ресницы обрамляли посиневшие щеки. Обе ее руки лежали на покрывале, и что-то вынудило Тима прикоснуться к ее безымянному пальцу, на котором в прежние времена она носила обручальное кольцо.
Диана открыла глаза.
Тим от неожиданности вздрогнул. Он заметил изумление на ее лице. Словно она увидела призрак или ожидала, что рядом с ней будет сидеть кто-то другой. Он подумал о том, что девочка назвала его «доктор Макинтош», и ему не хотелось повторно проходить через это унижение, вызванное расстройством сознания после тяжелой травмы. Поэтому он тряхнул головой и приказал себе говорить.
— Привет, Диана, — сказал он.
Она просто смотрела, но ее глаза округлились еще больше.
— Я не успел заскочить к парикмахеру, — сказал он. — Да, я знаю, что похож на пугало.
Ее рот открылся и закрылся, выталкивая наружу беззвучные слова.
— Меня вызвали по ошибке, — сказал он. — Я уже плыл во Флориду. У тебя в сумке оказалась какая-то старая карточка с названием «Афродиты». То, что им удалось перехватить меня, иначе как чистой случайностью и назвать нельзя. В другой палате я видел девочку и решил, что это Джулия. Господи, Диана. Я приехал, желая помочь вам. Я думал, что здесь моя дочь.
У Дианы на глазах заблестели слезы, и Тим Макинтош дал волю чувствам, которые сдерживал все эти годы. Опустив голову на ее подушку, он разразился плачем.
Она прокашлялась.
Тим продолжал всхлипывать. Он слышал ее речь — крохотные, почти неразличимые слова. Видимо, она благодарила его, давая ему знать, что понимала его боль и то, как нелегко далось ему это решение. Наконец, он поднял голову и вытер лицо. С другой стороны подушки она глядела прямо в его глаза. Он был прав: она пыталась заговорить.
— Что? — спросил он, прильнув ближе, дотронувшись пальцами до ее потемневшей щеки. — Я не слышу тебя, детка.
— Я сказала, убери свою грязную голову с моей подушки.
Он вскочил, отдернув руку, словно она укусила его. Ее голос еле-еле хрипел. На губе у нее был порез и вдобавок несколько швов над бровью, под скулой и вдоль челюсти. Может, она бредила?
— Я приехал, чтобы помочь, — оторопев, сказал он.
Она по-прежнему не сводила с него взгляда, изредка шевеля веками, словно ей требовались неимоверные усилия, чтобы моргнуть.
— Мне, — проговорила она, — невыносимо видеть тебя.
— Я уйду, — сказал он, почувствовав ее настроение и приготовившись шагнуть к двери.
— Зная, что ты отверг нашу дочь. Не только когда ты бросил нас, — сказала она чуть окрепшим голосом.
— Диана…
— Но и в Новой Шотландии.
— Но я приехал загладить свою вину и помириться, — сказал Тим. Он не мог понять, почему люди говорили с ним в подобном тоне. Сначала Малаки прошлым летом, а сейчас Диана. Он делал все что мог; каждый божий день он старался изо всех сил. У него были благие намерения.
— Ее зовут Джулия, — сказала Диана.
— Тише, тише, — сказал Тим, нервничая и озираясь вокруг. Она делала усилия, пытаясь подняться чуть выше.
— Она красивый, замечательный ребенок, — сказала Диана. — Она такая хорошая, и ей столько довелось вытерпеть, Тим, а ты даже не увидел ее. — Прибежала медсестра. Она хотела уложить Диану обратно на подушки, но Диана стала сопротивляться. Она собралась с духом и намеревалась покончить со всем этим раз и навсегда.
— Слушай, успокойся. Ты же ранена, — сказал Тим. — Ты не знаешь…
— Я знаю, — сказала Диана, и ее глаза просветлели.
— Я думаю о ней, — сказал Тим. — Я знаю ее имя. А ты ведешь себя так, будто я не…
— Я не хочу иметь с тобой ничего общего, Тим Макинтош, — сказала Диана.
— Но я приехал, чтобы…
Она откинулась на подушку. Он видел, что она вымоталась, что она побывала в серьезной передряге, но именно четыре последних слова доконали ее. Тим произнес их, и она сломалась у него на глазах. Ее кожа приобрела пепельный оттенок, и она замотала головой. Когда она опять заговорила, ее голос был похож на предсмертный шепот.
