— Кому это понадобилось знать?
Джон-Джон привык иметь дело и не с такими типами. Втолкнув женщину в коридор, он прорычал:
— Мне понадобилось!
Эрл прошел вслед за ним, посмеиваясь про себя.
— Эй, ребята, полегче! У меня денег нет!
Она попыталась вытолкнуть их за дверь. Джон-Джон догадался, что их, очевидно, приняли за рэкетиров, выбивающих просроченные долги.
— Мы здесь не из-за денег. Нам бы хотелось знать, где ваша дочь…
— Что?! — Лицо ее сразу напряглось. — Зачем она вам? Вы от Хералда? Если да, то я вам ничего не скажу.
В этот момент в узкую прихожую из комнаты вышел крупный мужчина. Живот у него был таким огромным, что не умещался в штанах.
— Что здесь происходит?
Джон-Джону это стало надоедать.
— Эрл, закрой эту чертову дверь. А ты… — он указал на женщину, — заткнись наконец и иди на кухню, я же послушаю, что скажет этот толстяк.
Пара тупо взирала на него, пока Эрл не прикрикнул:
— Делайте, что говорят. Он не настроен шутить.
— Вы врываетесь в мой дом и начинаете командовать здесь…
Толстяк был рассержен, Эрл и Джон-Джон понимали его. Но они и так уже потеряли много времени.
Джон-Джон втолкнул обоих в комнату. Эрл, повернув ключ во входной двери, вытащил его и положил в карман. Теперь эти двое у них в руках, а разговорить их они сумеют.
Джон-Джон тяжело вздохнул.
— Я пришел сюда не от Хералда, но мне нужна ваша дочь.
Костнеры переглянулись.
— Это правда?
Голос стал ровным, страха как не бывало. Она неспешно зажгла новую сигарету, втянула дым и только потом заговорила:
— Хералд прямо изводил ее. Он избивал ее до полусмерти и наслаждался этим. Бедной девочке пришлось многое пережить… — Она снова затянулась. — Мне все равно, что вы вооружены и можете убить меня. Но я вам ничего не скажу. Так что зря теряете время.
Это было ее последнее слово.
Мужчина сел в кресло у камина. В отличие от жены он выглядел испуганным.
— Она права: наша дочь достаточно натерпелась от него, когда он был на свободе. Мы ничего о ней не скажем, делайте, что хотите.
— Клянусь, я не знаю даже, кто такой Хералд, — сказал Джон-Джон.
— Зачем же вы тогда пришли? — В глазах мужчины промелькнул интерес.
— Мою сестру зовут Кира Бруер. Она… Она пропала.
Он увидел, как супруги обменялись взглядами.
— Да, но какое отношение это имеет к нам?
Это сказала Мэнди, ее голос стал приветливее.
Джон-Джон, глубоко вздохнув, объяснил:
— Насколько я знаю, некий тип домогался вашей внучки Кэтлин. Зовут его Малыш Томми Томпсон, он присматривал за моей сестрой.
— Поставь-ка чаю, Мэнди! — гаркнул мужчина.
Она молча вышла из комнаты. Эрл последовал за ней: мало ли что учудит эта штучка…
— Вы можете сказать что-нибудь по этому поводу?
Джон-Джон терпеливо ждал, пока мужчина решится на откровенность. Он понимал его. Он слышал о Хералде Роу: тот был страшным человеком. Но все это начинало его раздражать.
— Кэтлин было девять, когда это произошло. Она ходила к нему с другими детьми. Ли тогда спуталась с его отцом, хотя мне до сих пор непонятно, что же такого она нашла в нем, — Джозеф такой же старик, как и я! Но, думаю, после Хералда любой покажется Джеймсом Бондом. Сказать по правде, Хералд — редкая сволочь. Сломал ей нос и руку, обвинял ее во всем, ревнивый ублюдок. Но когда его упекли в тюрьму, лучше не стало! К Ли приходили его друзья — в любое время суток. Тебе ведь известен порядок: если муж отбывает срок, жену берут под опеку хочет она того или нет.
Джон-Джон кивнул.
— Насколько я понял, у Джозефа водились деньжата, и Ли знала об этом. Она, наверное, хотела связать с ним свою жизнь. Затем они поругались, не спрашивай, почему, и тогда-то всплыла ситуация с Кэтлин. Как ты понимаешь, я тогда здорово всыпал старику. Что же касается Ли, то она получила работу и уехала. Томпсонам тоже пришлось уехать — оставаться было опасно.
— Но кого же, собственно говоря, обвинили в разврате: Джозефа или Томми?
— Сначала Джозефа, а затем Томми, насколько я понимаю, они оба замешаны в этом. Пара подонков, по-другому и не скажешь! А этот придурок, заплывший жиром? В куколки играет! Наверняка у него поехала крыша. — Для большей выразительности мужчина покрутил у виска. — До правды мы так и не докопались. Ли не особенно распространялась. Вполне естественно, если вдуматься. Кто захочет говорить о том, что твой ребенок стал жертвой педофила?
— А где она сейчас?
Мужчина ухмыльнулся.
— Извини, сынок, но я все равно не скажу. Она теперь отдыхает от своего муженька, и я не хочу давать ему шанс отыскать ее. Он убьет ее — либо сам, либо наймет киллера. Извини.
Джон-Джон не возражал: он так же защищал бы свою сестру.
Мэнди вернулась с чаем. На лице ее сияла улыбка: они с Эрлом, похоже, нашли общий язык.
— А что за деньжата водились у Джозефа?
Джон-Джон подумал: может, старик занимается детской порнографией?
— Что за деньжата, не знаю. Но он дал нашей Ли откупные, чтобы она не обращалась в полицию, и я посоветовал ей взять их. «Бери, девочка, и кончай со всем этим», — сказал я. Она так и сделала. Правильно или нет, но деньги взяла.
Эрлу это показалось логичным, но Джон-Джон с трудом удержался от гнева.
— Но если он — педофил, она обязана была сообщить об этом фараонам! Моя сестра пропала, возможно, ее нет в живых, а все потому, что ваша дочь прикрыла педофила. Она позволила ему уйти!
— Ну, ты не знаешь Хералда, — без тени раскаяния в голосе заявила Мэнди. — Когда Джозеф предложил ей деньги, она восприняла это как дар небес. Она нуждалась в деньгах, чтобы раз и навсегда отделаться от мужа.
Джон-Джон был потрясен, и это было заметно.
— Следовательно, она использовала гнусную ситуацию в собственных целях? — Он с отвращением покачал головой. — Такие люди, как вы, всегда вызывали у меня омерзение. Если бы Ли обратилась к властям — моя сестра была бы с нами!
— Но откуда нам было это знать?
— Один раз безнаказанно совратив ребенка, он сделает это еще раз. С такими людьми нельзя заключать сделку. В конце концов она могла бы взять деньги и сдать его.
Мэнди язвительно заметила:
— А ты, парень, не промах. Откуда ей знать, что он переключится на другую?
— Пострадала ее дочь, — рявкнул Джон-Джон. — Думаю, это должно было навести ее на мысли. Ли — не кисейная барышня, она знает законы улицы. Тот, кто ступил на эту стезю, не сворачивает с нее. Педофилия — это своего рода болезнь, не так ли?