Наконец она оживилась и сказала:
— Джон-Джон, я работала в салоне, это было что-то!
Джон-Джон промолчал, но она ожидала именно этого. Он никогда напрямую не говорил о том, чем она занимается, ограничиваясь лишь намеками, ни к чему не обязывающими замечаниями.
— Как вела себя моя малышка?
Он улыбнулся.
— Прекрасно, мама. Как всегда.
Джон-Джон заметил, как морщинки на ее лице при мысли о младшей дочери на секунду расправились. Он никак не мог установить гладильную доску. В тесной кухне это было нелегким делом. Джоани знала, что он собирался погладить Кире школьную одежду. Такой вот он хороший…
— Я выпью кофе, мама.
Она чувствовала, что сын еще как следует не проснулся. Он был красивый и добрый; об остальном она старалась не думать. Так было нужно, иначе бы она не сомкнула глаз днем, когда пыталась отоспаться (по ночам она пахала как прóклятая).
Когда Джон-Джон воткнул шнур в розетку, Джоани заявила как бы невзначай:
— Кстати, Пол велел передать, у него для тебя есть работа, если ты хочешь, конечно.
Когда до него дошли слова матери, он с удивлением посмотрел на нее, не веря ушам.
— Он что сказал?
В голосе мальчика сквозило удивление.
— Он хочет, чтобы ты работал на него.
Джоани знала, что будет дальше, но все же попыталась. Во всяком случае, если он согласится работать на Пола, она будет знать, где он находится и чем занимается.
— Ты поговори с ним, он не такой уж плохой…
— Пошли его подальше!
Красивое лицо Джон-Джона исказила гримаса. Он пытался осмыслить, что это накатило на давшую ему жизнь женщину, раз она предлагает ему подобную глупость.
— Не разговаривай так со мной! Я лишь передала то, что он просил. Во всяком случае, он не такой плохой мужик.
— Конечно, торгует моей матерью… Да провалиться мне на этом месте, если я пойду и пожму ему руку!
Джоани обреченно закрыла глаза.
— Успокойся, сынок. Я не заслуживаю этого, ты и сам это знаешь.
Ее голос был тихим, в глазах стояла боль от прозвучавшего оскорбления, хотя слова Джон-Джона были правдой.
— Подумай о выгодах и заработках.
Джон-Джон хлопнул о доску утюгом.
— Я что, похож на сутенера? Скажи-ка мне, мама, на милость?!
Джоани поняла, что сморозила глупость, и теперь сожалела, что вообще затеяла разговор.
— Совсем не похож. Я только передала его слова, и все. — Она уже кричала на него.
— Впредь не делай этого!
— Ты мог бы преуспеть, работая с ним. Ему нужен человек с головой на плечах…
— Я ему совсем не нужен. Что бы ты обо мне ни думала, я не торгую женщинами!
— Заткнись, Джон-Джон, ты мог бы неплохо заработать с…
Он резко оборвал ее.
— Я знаю, мама, у меня больше недостатков, чем достоинств, но это не значит, что я — сутенер. Или мой отец был им? А? Только о нем никому не известно, правда? Даже тебе!
Он понимал, что зашел слишком далеко, и тотчас пожалел о сказанном.
— Мама, зачем ты изводишь меня? Ты же знаешь, как я отношусь к таким, как Пол.
Джоани вышла из кухни без ответа.
Джон-Джон продолжал гладить платье Киры, но думал совсем о другом. Он не мог прийти в себя. Сам факт, что мать посчитала, что он будет обдумывать предложение этого мерзавца, выворачивал душу наизнанку, хотя и нетрудно было догадаться, чем руководствовалась его мать.
Чашка с кофе Джоани по-прежнему стояла на столе. Он отнес ее в спальню.
— Вот, мама. Выпей и поспи пару часов.
Она печально улыбнулась ему. Теперь она выглядела старой и изможденной.
— Извини, Джон-Джон.
Он ерошил ей волосы, будто она была ребенком, а он — взрослым.
— Ничего, мамочка, ничего.
Оба понимали, что это не было извинением за проявленную твердость.
* * *
— Шевелись, толстый ублюдок!
Джозеф Томпсон наблюдал, как сын делает тщетные попытки заварить чай. Огромная масса сильно затрудняла исполнение этой миссии в ограниченном пространстве кухни. Томми обливался потом: было слишком жарко для человека таких размеров. Он выглянул из окна кухни и увидел детей, идущих в школу. Он почувствовал, что сзади стоит отец, и вздрогнул.
— Посмотрите-ка на них: маленькие девчонки разодеты, как дешевые шлюшки. Тебе интересно, да?
Томми было неприятно это слышать, но он, не повысив голоса, сказал:
— Я смотрю на них не поэтому, и тебе это известно. Просто мне нравится, как они непринужденно болтают, как хорошо проводят время, только и всего.
Джозеф презрительно усмехнулся.
— Ясное дело! Давай заваривай чай, толстяк! Через минуту мне на работу. Бутерброды готовы?
— Они в холодильнике.
Больше между ними ничего не было сказано. Спустя десять минут отец ушел, даже не попрощавшись. Томми неуклюжей походкой прошел в свою спальню и с трудом выдвинул ящик из-под кровати. Открывая его, он улыбался.
Ящик был заполнен куклами Барби. Некоторые были одеты, почти у всех не хватало головы. Под куклами лежал набор костюмов и аксессуаров — все, что нужно для того, чтобы всегда быть в форме: от потрясающих розовых мини-платьиц до изящных сумочек и сапожек. Но Томми обнаружил, что они мокрые, и, почувствовав запах мочи, понял, что произошло. Это было уже не в первый раз и уж точно не в последний.
Подавив рыдание, он принялся укладывать кукол в ящик, а костюмы, наоборот, вытащил, чтобы постирать. С его бровей обильно струился пот. Томми стер его мясистым кулаком, смахнув заодно и слезы.
Устанавливая на место головы, он неустанно бормотал одно слово: «Ублюдок».
Кира и Бетани сидели на лестничной площадке и хихикали. Они играли в «резиночку» и были вне себя от счастья.
В отличие от Бетани Кира играла впервые, и игра ей нравилась. Бетани же хотела остынуть и покурить.
— Послушай-ка, пойдем в библиотеку! — предложила Кира.
Подруга с сомнением покачала головой:
— Ты думаешь, это логично? Две школьницы в библиотеке в разгар занятий?
Кира вновь захихикала.
— Об этом я не подумала.
Прыгая, они слышали, как по радио передают лучшие песни. Они не переставали шутить, черпая вдохновение в том, что никто из взрослых не осмелится сдать их матерям. Это сулило бы большие неприятности.
— Пойдем в парк.
Бетани покачала головой и зажгла еще одну сигарету, затем втянула в себя мятный дым и попыталась сделать круги.
