— Спасибо, Жанетта, дорогая. Приятно вернуться в такой дом!
Джоани была растрогана. Она поняла, что Жанетта старалась ради нее. Чистота и уют были важны для Джоани, так как они наполняли ее жизнь хоть каким-то смыслом. Она должна была сохранить семейный очаг.
В ванной тихо урчала стиральная машина. Из кухни пахло жареным цыпленком. И все это — Жанетта, которая никогда не отличалась любовью к хозяйственным делам.
Глядя на дочь, Джоани почувствовала, как бремя забот спадает с ее плеч. У нее осталось двое детей — это своего рода семья, а что касается Жанетты, то она очень любила этого трудного ребенка.
— Мне жаль, мама.
Джоани крепко прижала девочку к себе, наслаждаясь внезапно охватившим ее чувством.
— Ты так внезапно уехала, мама. Я беспокоилась о тебе.
— Я бы предупредила тебя, но ведь ты теперь не живешь здесь.
Жанетта чуть не заплакала. Но сдержалась и не стала возражать матери.
— Пойду приготовлю чай.
Звонок в дверь застал ее на кухне. Она побежала открывать. Увидев на пороге Ди Бакстера, она попыталась захлопнуть дверь. Что-то подсказало ей, что фараон принес дурную весть.
— Уходите, мистер Бакстер.
— Жанетта, я пришел к Джоани как частное лицо. Тебе не о чем беспокоиться.
Он направился в кухню.
— Пахнет вкусно!
— А, это ты, — сказала Джоани.
— Джоани, я оставил своего напарника в машине, так что давай провернем все по-быстрому. Ты была в Шеффилде, дорогая, и тебе понадобится алиби. Поэтому я здесь.
— Изволите шутить, мистер Бакстер?
Он многозначительно посмотрел на ее сумку.
— Сделай одолжение, Джоани: не держи меня за идиота!
Она не сдержала улыбки.
— Да разве я могу, мистер Бакстер?
— Я хочу помочь тебе в этом деле, пойми это. Давай заваривай чай, а я расскажу тебе, что нам известно и что необходимо сделать тебе.
— Похоже, ты нравишься фараону, мама, — захихикала Жанетта.
Взглянув на дочь, Джоани тихо сказала:
— Оставь нас одних, милая.
Жанетта вышла без лишних слов.
Джоани уселась напротив Ди Бакстера, предварительно поставив перед ним чай.
— Ну, выкладывайте, что вам известно.
— Вчера ты совершила нападение на Томми Томпсона.
— Я?!
— Дай мне договорить, Джоани. — Он сделал большой глоток и продолжил: — Я лично не сомневаюсь в том, что это была ты, но сестра не смогла точно описать твою внешность. Малыш Томми взял свои показания назад. Твое алиби готова подтвердить Моника, да и девицы из салона наверняка не откажутся присоединиться к ней.
Джоани с изумлением слушала его.
— Ты здорово залепила сестре. У нее под глазом синяк! Не забудь, Джоани: ты была в салоне. Прошу тебя, придерживайся этой версии. Мой шеф благоволит к тебе, ну и я, разумеется. Однако в следующий раз мы не сможем помочь. Заруби это себе на носу. Нанимай впредь для своих дел кого-нибудь другого, ясно?
Она кивнула.
— Большое спасибо вам, мистер Бакстер.
Он грустно улыбнулся.
— Сбавь на время активность, Джоани. Это было бы замечательно.
Она потянулась за сигаретой; он видел, как дрожат ее руки.
— Дай я тебе помогу.
Он чиркнул зажигалкой.
— Моника согласилась поддержать меня? Мы не очень-то дружим…
— Моника за несколько фунтов готова на что угодно. Но, Джоани, по правде говоря, на сей раз она не взяла ни пенни.
— А что-нибудь известно об отце Томми?
— Вчера мы, было, решили, что нашли его: на окраине Лондона выловили тело. Увы, это оказался не он. Но он неизбежно появится. Дерьмо всегда всплывает на поверхность.
— Да уж… — вздохнула Джоани.
— Я не хотел арестовывать тебя. Ты просто собиралась выполнить нашу работу.
Джоани улыбнулась.
— А вы знаете, я даже рада, что не прикончила его. Не хочу опускаться до его уровня. Но когда я думаю о своей Кире…
Ди Бакстер тяжело вздохнул.
— Послушай, Джоани: у нас нет твердой уверенности в том, что он виноват. К тому же мы не знаем, что случилось с Кирой.
Она покачала головой:
— О, мистер Бакстер. Вы это прекрасно знаете…
Глава двадцать вторая
Джесмонд достал сигарету с марихуаной. Чтобы раскурить ее, понадобилось время, но Джон-Джон может и подождать. Теперь он добьется правды во что бы это ни стало.
Было бы глупо думать, что он здесь только потому, что Кэндис разоткровенничалась с ним. Он бы и так достал Джесмонда.
События последних месяцев многому научили его. Он стал мудрее и… хитрее. Мудрость подсказывала ему, что та жизнь, какую он ведет сейчас, ничем хорошим не закончится.
Даже Пол, и тот остался на бобах. Толстушка Сильвия ободрала его как липку. Конечно, Пол восполнит потери, и скоро, но какой ценой, вернее, за счет кого, — Джон-Джон жалел бедных девчонок, которым придется вкалывать, не покладая рук и… других частей тела. А хитрость, хитрость позволяла ему расправляться с такими, как Джесмонд.
Джон-Джону не так уж много лет, и у него все впереди. В школе ему не раз говорили, что у него светлый ум. В принципе он может стать кем захочет. Англия — свободная страна, предоставляющая всем равные возможности. И он воспользуется ими. Но прежде всего он рассчитается с убийцами Киры.
То, что его мать проститутка, нисколько его не смущало. Скорее напротив: превратило его в бойца, он научился защищать себя от насмешек других ребят и одновременно защищать мать.
Джон-Джон всегда любил ее. Кем бы она ни была, она достойная женщина. Она — честная, а честность в наше время почти ископаемая редкость. Но главное — она потрясающая мать. Она дала им столько, сколько не дала бы ни одна другая женщина.
Он повторял это про себя как мантру.
Истина будет установлена, Джон-Джон в этом нисколько не сомневался. И Джесмонд лишь первая ниточка, за которую стоит потянуть. Он и без Кэндис вышел бы на него, хотя она молодец, не побоялась подсказать, что он связан с педофилами.
В душе Джон-Джон был рад тому, что Бернард Ли оказался свидетелем их разговора. Похоже, Джесмонд боится его даже больше, чем самого Джон-Джона.
Однажды Бернард Ли спалил целый дом за какие-то 75 фунтов. Главное — не деньги, сказал он тогда, главное — принцип. Уж если он пошел на такое ради 75 фунтов, то что же он сделает с педофилом?
Джон-Джон знал, что похожие мысли морщинят лоб Джесмонда, — потому-то он и тянет время.
